Белые, уже кое – где затертые полосы дорожной разметки, летели под колеса его машины. Серого цвета кроссовер, почти сливался с таким же асфальтовым дорожным покрытием, и если бы не его горящие габаритные огни, был бы совсем незаметен на широкой трассе, блестевшей в лучах заходящего сентябрьского солнца, полосами оцинкованных отбойников, установленных не так давно, после очередного ремонта и разорвавшие ее на две равные части разнонаправленных потоков движения.
Город еще какое-то время напоминал о себе своим отражением в зеркалах заднего вида, плотностью потока машин и навязчивым гомоном, прорывающимся сквозь наполовину приоткрытое окно в салон автомобиля. Еще через несколько минут, некрутой поворот, подъем, спуск и он совсем исчез из вида, а шум его стал не слышен.
С разных сторон замелькали поля и котеджные поселки. Водитель нажал на кнопку стеклоподъемника. Стекло с легким шорохом плавно скользнуло вверх. В салоне автомобиля стало неестественно тихо. Индикатор уровня топлива упрямо стремился вниз, всем своим видом давая понять, что выезжать с таким запасом бензина за город не рекомендуется.
Вняв его немым уговорам, он послушно сбросил скорость и легким поворотом руля, направил свою изголодавшуюся машину, в сторону появившейся справа от него разделительной полосы и въехал на АЗС.
Последние три года его жизни, наполненные чередой самых невероятных, событий научили внимательно прислушиваться к собственным чувствам – «слушать себя». Вот и сейчас, что-то было не так, как обычно. Остановившись у колонки, заглушил двигатель, дернул рычаг, открыв лючок топливного бака, вышел из машины платить за бензин.
Ценник на топливо, как всегда не порадовал, хотя он уже давно перестал обращать на это внимание. Цены на Руси это – то, что никогда не поддавалось здравой логике, тем более на бензин. Неподалеку от входа в стеклянный павильон заправки, его внимание привлекла группа мужчин в камуфляже, явно не армейского образца. Они что-то весело обсуждали между собой, у корейского минивена с украинскими номерами.
Он не слышал их разговор, до него долетали только обрывки фраз. По всей видимости, ополченцы, а это были именно они, оживленно обсуждали какие-то события. На их камуфляже отсутствовали знаки различия, самому младшему из них было лет тридцать, старшему не менее сорока пяти.
И если бы не военная форма и украинские номера машины, со стороны могло показаться, что компания коллег по работе или старых друзей выбралась на пикник, преодолев пробки большого города, где, что бы скоротать время в дороге, ребята уже успели откупорить по бутылке пивка и в предвкушении дальнейшего веселья, в хорошем расположении духа, пополнив свои запасы в магазинчике на заправке, собрались двигаться дальше. А пока, весело коротали время, в ожидании своего товарища, решившего заглянуть в местный туалет. И все бы было именно так, если бы все описываемые события происходили еще полгода назад, а не сейчас.
Он вставил заправочный пистолет в горловину бака машины, нажал на курок, колонка зашелестела, циферблат начал мерно отсчитывать заливаемые в бак литры бензина. Волк уже не следил за ним, а внимательно рассматривал лица ополченцев. Что-то было не так. Компания дождалась своего товарища и, рассевшись по машинам, чуть далее от минивэна стояла неприметная 31-первая Волга с московскими номерами, двинулась в путь в сторону Таганрога. На ветру затрепетали флажки Донецкой республики и России.
Закончив заправку, он сел за руль, завел машину. В салоне явственно почувствовался запах пороха. Приоткрыл передние стекла. Запах не исчез, а только стал явственней. Волк втянул ноздрями воздух, перевел рычаг коробки в положение «drive» и медленно стал выезжать на трассу. К запаху пороха добавился еще какой-то знакомый запах. Оба они смешались в одно целое и стали не разделимы.
Ему стало невыносимо тоскливо, сердце несколько раз предательски кольнуло. Все внутри сжалось в единый нервный ком, распирающий ему грудь. Он нажал на педаль газа и включил левый поворот. Серый кроссовер выскочил на трассу, постепенно набирая скорость.
Через какое-то время колонна, состоящая из двух знакомых машин, показалась впереди, расстояние быстро сокращалось. Прошла какая-то пара минут, когда он уже мог разглядеть через пассажирское стекло, трепещущие на встречном ветру флажки, камуфляжную форму пассажиров, и тут он вспомнил этот запах, который стойко держался в салоне его автомобиля, не давая забыть о себе. Это был запах смерти.
Перемешиваясь друг с другом, эти два запаха создавали один единый – запах войны. И только тогда, когда колонна из двух странных машин, осталась далеко позади, а кросовер свернул с трассы и в лобовом стекле явственно проступили знакомые ему голубые купола деревенской церкви, в приоткрытое водительское окно ворвался свежий осенний воздух, наполненный ароматами полей, увядающих степных трав и реки, несущей свои, не успевшие остыть, нагретые за прошедшее жаркое лето лучами южного солнца воды к морю. Запахи мирной жизни становились все сильнее, вытесняя запах войны, как будто вступив в незримую схватку друг с другом, чтобы еще раз доказать неизбежность победы жизни над смертью.
Он включил приёмник и стал слушать последние новости, все больше напоминавшие в последнее время фронтовые сводки. Машина плавно каталась по асфальту поселковой дороги, к самому центру небольшого села, расположенного в нескольких десятках километров от города.
Здесь все было по-другому. И даже церковь, которой в этом году исполнилось сто лет, то же отличалась от своих городских сестёр той скромной неброскостью, так не свойственной югу, и при этом порядком, внутренней мощью и величием, которыми были буквально пропитаны эти древние кирпичные стены. Церковный двор, вымощенный простой, но всегда до удивления чистой тротуарной плиткой, ухоженные газоны с множеством цветов, высокие сосны и ели, которые всегда встречали своих прихожан живительной прохладой даже в самый жаркий летний день.
До неё оставалось совсем немного, одна-две минуты езды по деревенским улицам. Вскоре он уже парковался у церковной ограды, заглушил двигатель, посидел еще несколько минут за рулём, обдумывая то, что видел и чувствовал по дороге, вышел из машины, перекрестился, прошел через двор и, поднявшись по ступенькам, вошёл в церковный притвор…
