Я переспала с Исаевым, представляешь? Да-да, с Марком Исаевым, который бегал за мной с первого курса, и которого я с первого же курса отшивала. Высокий такой, темноволосый, с карими глазами и наглой улыбкой. Маша Чумакова, моя лучшая подруга по прозвищу Челси, попросила меня о помощи, а в результате мы с Исаевым оказались вдвоем в спортивной раздевалке и поцеловались.
Не спрашивай, какая тут связь. Связь самая обыкновенная. Маше взбрело в голову, что если я отвлеку Исаева и задурю ему голову, то он, капитан факультетской сборной, растеряет на денек последние мозги и возьмет ее в команду — несмотря на то, что Челси летает на старом пегасе и не очень-то склонна к соблюдению спортивной дисциплины.
Нет, я не говорю, что Челси плоха. Она, хоть и выросла в семье инквизов, обожает крылатлон. Вот откуда, спрашивается, у девчонки, узнавшей о своих чародейских способностях только в восемнадцать лет, такая страсть к спорту магов? Оседлав крылатую клячу, Челси с упоением гоняется за огнеболом вечера напролет — и плевала она на ожоги, которые он оставляет. Галина Львовна Варламова, местный знахарь, каждый раз хватается за голову, когда игроки приходят к ней за помощью. Была бы ее воля, она совсем запретила бы крылатлон; по крайней мере здесь, в Виридаре.
Вот уж не знаю, что подтолкнуло Исаева к безумному решению дать Челси место запасной — ее настойчивость или моя неуклюжая попытка задурить ему голову. Так или иначе, день отборочных был лишь началом наших приключений.
«Елизарова, я хочу втянуть тебя в очередную дерьмовую авантюру», — заявила Маша.
А что, хотела спросить я, разве мы еще не там?
«Исаев велел мне раздобыть резвого пегаса, чтобы я могла приступить к тренировкам», — хмуро пояснила она, и мы призадумались.
Я уже не помню, кому в голову пришла идея писать рефераты за деньги, и почему Никита, которого Челси тоже привлекла к делу, нас не остановил.
Никиту Верейского я знаю еще со школы, мы из одного города, правда, до своего выпускного я и не подозревала, что мы оба чародеи. Никита старше на год, и по нему сохнут все — без преувеличения! — девчонки в академии. Он староста и владеет такими заклинаниями, которые мне и не снились.
Если подумать, именно наш незаконный бизнес привел меня в раздевалку к Исаеву во второй раз.
Кто-нибудь удивлен, что это случилось? Я — нет.
Стоит начать с того, что нас, разумеется, поймали. Все тайное становится явным, особенно когда вокруг одни идиоты. Кто-то донес Юстине Разумовской, нашему декану, что некоторые домашние задания студентов сделаны чужими руками. Юстина вызвала меня в кабинет, сунула под нос сочинение авторства некоего Дмитрия, написанное моим почерком, и потребовала объяснений. Объяснений у меня не было, за окном бушевала непогода, усадьба ходила ходуном, а мне предстояло найти Никиту и рассказать ему, что я взяла всю вину на себя. Поиски привели меня в спортивную раздевалку.
В тот день я разом лишилась повязки старосты и девственности. Даже не знаю, о чем жалею больше. Пожалуй, ни о чем.
Держу пари, Исаев даже не понял, какого черта я приперлась туда.
Следующий день я провела, раздумывая, законно ли после случившегося продолжать встречаться с Денисом, который вроде как считался моим парнем. Он совсем недавно заявил, что любит меня.
А Исаев заявил, что выбьет Денису зубы, если тот посмеет приблизиться ко мне. Хотя мне кажется, что это Денису впору угрожать расправой Исаеву. Я ведь его девушка. Короче, я запуталась.
Я могла бы написать эти строки Паулине, моей старшей сестре, могла написать маме или отправить в какой-нибудь журнал, где печатают глупые статейки с просьбой дать совет насчет парня, но… Паулина терпеть меня не может с тех пор, как я поступила в Виридар, а она — всего лишь в колледж, мама постоянно на съемках, а в журналах публикуют жутко абсурдные ответы на письма читательниц. Поэтому я обычно закрываю тетрадь и прячу ее в сумку. Даже Челси не подозревает, что у меня есть это подобие дневника. Она сидит напротив и думает, что я дописываю практическую по ворожбе.
— Соколов, сегодня явишься к Уфимцеву в девять, он даст тебе задание, — визгливо заявила Милена, наша соседка по комнате, которой досталась моя повязка старосты. За пару недель в этой роли она успела достать весь наш курс своим занудством.
— Ты раньше тоже не замечала, какой у нее мерзкий голос? — меланхолично спросила Челси, отрываясь от каталога уздечек для пегасов.
— Не-а, — ответила я и поднялась на ноги.
До послеобеденных пар я собиралась навестить в больничном покое Никиту. Может, с ним поговорить? Ага, и снова сгореть со стыда? Я и так еле пришла в себя, когда узнала, что он видел нас с Исаевым в тот вечер.
Ночью Денис стонал во сне от боли.
Эликсир для роста костей превратил его в огромного младенца, у которого режутся зубы.
Никита перевернулся на бок, нашарил палочку и наложил на него чары Немоты.
Вчера Дениса привел Селиверстов и передал на поруки Галине Львовне. Никита краем уха услышал, как профессор рассказывает о случившемся, различил слова «безобразие», «мальчишки» и «молодость».
Говорить Кирсанов не мог, но Никита знал достаточно, чтобы свести воедино пару фактов и сделать вывод, что его избил Исаев.
Никита знал и видел на парах, что Кирсанов хорош в боевой магии, а значит, у него просто не было возможности вынуть палочку. Судя по бормотанию Галины Львовны, Исаев магию тоже не использовал.
С утра Боря, друг Никиты и сосед по спальне, принес список домашних заданий за один-единственный день — понедельник — длиной в полторы страницы, и Никита решил, что пора выбираться отсюда, пока не оказался погребенным под книгами. Спина болела меньше, он даже попытался сесть, чтобы нормально позавтракать.
К обеду зубы Дениса отросли, и он придирчиво рассматривал их в зеркале.
— Ты стал еще смазливее, — заржал Никита. — Не переживай. Шрамы украшают и все дела. Кто тебя так?
— А ты как думаешь? У Исаева осеннее обострение, видимо очередная попытка привлечь внимание Евы. Разберусь с ним при случае. Я вообще удивляюсь, как ты до сих пор цел. Или Исаев не трогает ее друзей?
— А я не друг, — серьезно сказал Никита, — я подружка.
Денис выдавил невеселый смешок. Не поверил, наверное.
— Она мне даже не дает, — злобно выплюнул он. — Если бы давала, было бы не так обидно.
— А тебе от нее только перепихнуться надо?
— Ты бы знал, как я хочу ей вставить, — протянул Кирсанов, но тут же исправился: — Ну, не только это. У нее такой язык, представляю, что она еще им умеет… И она охренительно красива.
Никита постарался сохранить заинтересованность на лице.
Уж он-то точно знал, насколько Ева красива. Возьмись он за карандаш, смог бы изобразить ее по памяти.
