Гулкий гудок парома вернул меня к реальности, казалось, лишь для того, чтобы я смог ощутить, как по моему лицу стекали холодные капли моросящего дождя, а твидовое пальто напиталось влагой и отяжелело. Но сам виноват. Знал же, куда еду.
Взгляд упёрся в густую пелену тумана, сквозь которую проступали нечёткие силуэты городских зданий и золотые макушки деревьев.
– Почти приплыли, – донёсся до меня с плохо скрываемым восторгом голос Димы.
Стоящая рядом с ним девушка кивнула и что-то ответила. Правда, ответ поглотил тут же раздавшийся повторный гудок, и я его не расслышал. Не могу сказать, что очень опечалился сим фактом. Вместо этого вновь постарался найти ответ на терзавший меня последние сутки вопрос: «Начерта я ввязался в эту авантюру?».
С Димой мы познакомились ещё в университете. Это был высокий, худой блондин с растрёпанными волнистыми волосами, квадратными очками на пол лица и слегка потерянным взглядом. Обладая привлекательной внешностью, он тем не менее ею совершенно не пользовался, полностью отдавшись раз и навсегда эзотерике. Кто-то назвал бы его чудиком. Впрочем, чудиком он и был.
Девушку рядом с ним звали Катериной. Она настаивала, чтобы её так звали. Но Дима звал её полюбовно Катька, а я ограничивался простым Катя. Кажется, её это устраивало.
Катя, как и Дима, продала душу эзотерике, правда, в своей жажде непознанного пала на куда более глубокие круги ада, проснувшись однажды утром и вообразив себя самой настоящей прорицательницей и ведьмой. Тем же вечером эта невысокая и немного полная брюнетка от природы перекрасила волосы в алый и сделала нескольких татуировок с кельтскими и славянскими символами. Дима как-то порывался рассказать, какие именно символы набила его подруга и где, но я каждый раз уходил от этого крайне щепетильного разговора.
Паром издал последний гудок, дёрнулся и остановился. Опустился трап, и люди с нетерпением повалили на затянутый туманом берег Моранска, небольшого городка, затерянного в северных дремучих лесах, раскинутого на высоких холмах и отделённого от цивилизации огромным озером Лооухи.
Я взял чемодан и ступил на новенький причал, пропуская вперёд своих путников. Правда, сделал лишь пару шагов и остановился. Меня слегка потряхивало. То ли от волнения, то ли от страха. Или… всего разом.
– Это всего лишь деловая поездка, – пробубнил я себе под нос, закрыв глаза и крепко сжав зубы.
Сердце, исполнявшее в груди канкан, осталось глухо к моим увещеваниям. Рука непроизвольно нащупала в кармане пальто старый медальон и сжала его.
Я выдохнул и обмяк. Опустил голову, уставившись себе под ноги. Сколько лет прошло с тех пор? Достаточно, чтобы память подёрнулась патиной. Я мало что помню из того времени, когда жил здесь. Но всё ли из этого является правдой?
– Костя! – голос Димы заставил меня поднять голову. Тот успел подняться на набережную и восторженно махал мне оттуда рукой. – Идёшь?
Я согласно кивнул и громко ответил:
– Да, иду.
И тише задумчиво на выдохе повторил:
– Иду.
Воодушевление друга несколько успокоило меня. Я поднял голову и жадно затянулся прохладным воздухом, поёжившись от преобладания запаха сырости и рыбы.
Это всего лишь короткая деловая поездка в маленький и уютный старинный купеческий город. Разве может случиться что-то плохое?
И словно в ответ мне, насмехаясь над моей наивностью, сонную тишину прорезал крик чаек.
– Добро пожаловать в Дом Пинча! – поприветствовал нас, стоило нам переступить порог отеля, молодой человек с острыми чертами лица в чёрной ливрее то ли консьерж, то ли метрдотель. Несмотря на раннее утро, он выглядел куда бодрее нас. – Меня зовут Иван. Рад служить!
– Доброе утро, – в один голос произнесли Дима и Катя.
– Здравствуйте, – вторил им я, слегка замешкавшись на входе, рассматривая внутреннее убранство холла, выполненного в викторианском стиле. Деревянные панели, тёмно-синие обои с изображениями переплетённых морских водорослей и бордовых медуз, бесчисленное количество разных по размеру и форме картин и черно-белых фотографий некогда счастливых людей – всё это способствовало созданию гнетущей атмосферы давно ушедших дней. Ещё и туман… Даже с учётом включённых бра и люстр внутри царил полумрак и, казалось, что он проник и сюда.
Я прошёл вперёд мимо ряда парных колонн из тёмного дерева, отбросив с десяток теней, и упёрся в стойку, из-за которой, не мигая, на нас продолжал смотреть молодой человек. Если честно, от этого взгляда, который, казалось, видит меня насквозь, мне было не по себе. Или дело в трескучей мелодии граммофона, стоящего в углу?
– Мы бронировали несколько номеров, – произнёс я, попытавшись унять тревогу. – А ещё мне сказали, что ранний заезд возможен. Надеюсь, я ничего не напутал?
– Всё так, – просиял парень. – Вы наши единственные постояльцы на ближайшие несколько дней.
– Вот повезло, – прошипела Катя, и Дима по-дурацки хихикнул в ответ.
Я же не разделил их восторгов. Скорее задумался, почему их ничего не насторожило? На пароме с нами ехало много туристов. Где же они остановились, если не в единственном отеле в городе?
И без того тусклые лампы несколько раз моргнули и погасли. Катя взвизгнула, и даже я издал тихий вздох.
– Прошу прощения, – всё так же безмятежно продолжал Иван. – Должно быть, выбило пробки. Сами понимаете, влажность и всё такое.
Уверен, что мои спутники заметили бы, как я вскинул бровь, услышав такое объяснение.
– Я провожу вас до номеров, – произнес он в озарении тёплого, но тусклого света. Я и не заметил, когда консьерж достал откуда-то старинный фонарь и зажёг там резную свечу. – А потом займусь электричеством.
Мы шли по коридору под тревожное потрескивание свечи, отбрасывая асимметричные тени на стены, увитые терновником. Нарисованным, разумеется. Но сейчас, в этой полутьме, поддёрнутой туманной дымкой, он казался настоящим. Я даже не удержался и провёл рукой по стене, представляя, как уколюсь о черный шип, как капля крови, будто маленький рубин, выступит на моем пальце, как рана отзовётся ноющей болью.
– Этот особняк построил Иоганн Пинч, – неожиданно для нас протянул Иван. – Он занимался рыбным промыслом и был главным городским меценатом.
– Здесь был его дом? – с придыханием спросила Катя.
– Нет, в этом здании размещалась контора, а дом стоял чуть выше, на утёсе.
– Почему стоял? Он не сохранился? – уточнил Дима, поправив очки, чем вызвал очередную теневую рябь на стенах. Вздрогнув и затрепетав, словно в агонии, те поползли по вверх по тернистым лозам и скрылись под арочным потолком. Я загляделся на них и немного отстал.