Вечер тридцать первого декабря. Мы сидим с ней в квартире моего друга, убежавшего по срочному вызову в больницу и оставившего меня встречать его гостей, и разговариваем, потягивая мартини из тонких конусообразных бокалов, на дно которых я положил по одной крупной маслине. За окном – праздничность зимнего вечера в сверкающих рекламных вывесках и увитых разноцветными гирляндами деревьях. Кинешь взгляд – не старый сквер внизу, а сказка, сошедшая с открытки, которую откроешь, а она вдруг заиграет музыкой и так и обдаст тебя ощущением будущего счастья!
– Нет, это не случайность, – произношу я, стараясь придать голосу серьёзность, и невольно перехожу на более низкий тембр, который появляется, как только начинаю разговаривать с красивыми женщинами. – Это знак судьбы или вызов, уж как угодно, но, согласитесь, странно, что мы встретились именно сегодня, накануне нового тысячелетия. Миллениум!
– Вы так думаете?
Она прикидывается равнодушной, между тем как её глаза живо блестят, а маленькие ушки насторожённо ловят мужской воркующий голос, боясь пропустить возможную фальшь. Но мой взгляд открыт, слова звучат искренне. Она успокаивается и не убирает мою руку, которую я осторожно кладу на кончики её пальцев, то и дело нервно вздрагивающие. Она сидит в кресле у окна, положив руки на журнальный столик, куда мы ставим бокалы, а я рядом, на мягком ковре, у её ног. Слабо пахнет смолой от поставленных в вазу нескольких пушистых веток ели, апельсинами и остывшим кофе. Играет тихо музыка, предстоящее волшебство новогодней ночи висит в воздухе…
– А ведь я мог не прийти так рано. Мы бы не встретились, и не было бы этих минут…
– Вы правы. Я забежала случайно, по пути, с хозяином едва знакома. Меня попросили передать книги. Пришла, а тут вы… Такой проказник! Заговорили меня.
– Сегодня Новый год, всё должно быть необычно, как в сказке! То, что вы появились так внезапно, лишь подтверждает волшебство. Я не отпущу вас. Разве можно отпускать от себя сказку?
Она счастливо, мелко и тихо смеётся и отклоняется, раскидывая по спинке кресла льняные волосы, открывая моему взору нежную, гибкую шею и трогательную впадину в узком вырезе блузки. С её лица ещё не сошёл морозец, который она занесла с улицы, щёки так и играют румянцем! Или это от волнения, от близости мужчины, который ей очень нравится. Я вижу это по быстрому взгляду серых глаз, в которых прячется любопытство: а что же дальше? Не спеша отставляю бокал, сжимаю её пальцы и осторожно тяну к себе, на пол. Она не сопротивляется, только смеётся всё громче и смелее…
После, застёгивая мелкие пуговички на блузке, поправляя сбившуюся надо лбом чёлку, деловито говорит, смотря на часы:
– Нужно позвонить подруге, предупредить, что не приеду к ней. Поздно.
– Думаю, ты успеешь, сейчас вызову такси для тебя, – говорю я таким тоном, будто вынужден против воли закрыть волшебную открытку.
– Ах! – восклицает она, багровая краска разливается по её лицу. – Не стоит. Здесь близко.
И убегает, на ходу срывая пальто с вешалки в прихожей.
– С Новым годом! – кричу я на лестничную площадку и, не дождавшись ответа, захожу в квартиру. Неужели моя нежданная гостья поверила в сказку?..
Геннадий поднялся в лифте на седьмой этаж, принял душ в своём номере и, обернув тёплое махровое полотенце вокруг бёдер, вышел на широкий балкон, нависающий над изумрудным бассейном в центре гостиничного комплекса. Геннадий предпочёл этот отель всем другим в испанском приморском городе за респектабельность и близость к пляжу. Удобно устроившись в шезлонге, полосатом, как матросская тельняшка, он с удовольствием прикрыл глаза, намереваясь обсохнуть на солнышке, чтобы затем спуститься в ресторан. Сегодня он проспал, поэтому не пошёл на море, которое синью блестело на горизонте, обещая волшебный день, а искупался в кристально чистой подогретой воде бассейна.
Вечерами, когда внутри бассейна включалась подсветка, дно казалось ярко-зелёным газоном, что создавало впечатление странной забавной шутки. Вокруг расставлялись лёгкие столы со стульями, и отдыхающие, потягивая пиво и освобождая солёные миндальные орешки от скорлупы, лениво наблюдали за тем, как гастролирующие русские артистки показывают восточный танец, в неискренней истоме заламывая руки и мелко дрожа плоскими животами. «Слишком много отточенной, холодной техники. Ни капли соблазняющей страсти!» – вскользь подумал Геннадий, когда, впервые присоединившись к зрителям, закурил сигару и принялся с интересом разглядывать публику, состоящую в основном из иностранцев.
На соседнем балконе, за толстой оранжевой стеной, сейчас кто-то из них громко ругался, мешая английские слова с испанскими, и, видимо, швырялся одеждой. Опускаясь в шезлонг, Геннадий успел заметить, как в воздухе за перилами промелькнул яркий, разваливающийся на лету ком. Множество тонких цветастых вещей ворохом посыпались вниз. Грубая волосатая рука ударила ладонью по перилам, мужской хриплый баритон сорвался от напряжения в удушливый шёпот:
– Por que, por que lo estas haciendo por despecho[1]?!
Ему ответил приятный женский голос, звучащий неторопливо и немного покровительственно:
– It only seems to you, – женщина говорила с небольшим акцентом, старательно выговаривая слова. – I just want to relax, I just want to relax[2] – настойчиво повторяла она.
Вероятно, не сдержавшись при виде упавших за балкон вещей, она презрительно и резко сказала:
– Estoy cansado de ti[3] – И тут же глубоко, гортанно захохотала, чем страшно разозлила собеседника.
Захрипев, тот стал носиться по балкону, натыкаясь на стены, опрокидывая мебель. Внезапно остановился, прокричал «Rascal! Rascal[4] и убежал. Выждав несколько минут, женщина подошла к перилам.
– Don’t come back[5] – упрямо крикнула она вниз.
По звукам Геннадий понял, что за стенкой поправляют пластмассовую мебель, разбросанную мужчиной. Подвинув стол со стульями, женщина шумно упала в шезлонг, после чего наступила тишина. Геннадий в недоумении качнул головой, пытаясь представить живущих по соседству людей, то и дело напоминающих о своём присутствии криками и смехом. Он приехал два дня тому назад, но всё ещё не видел их, а только слышал через открытую балконную дверь, как мужчина разговаривает по телефону, нетерпеливо расхаживая по балкону, и как смеётся женщина.
Геннадий невольно прислушивался к смеху, который, как набегающие на горячий песок волны, был игрив и мягок. Иногда он улавливал дразнящие нотки, казавшиеся сигналом к действию, словно незнакомка, чувствуя присутствие постороннего мужчины за стенкой, обращалась к нему с тайным призывом. Несомненно, это только казалось, вероятно, потому, что, как всякий нормальный сорокалетний холостяк, полный сил и здоровья, Геннадий пребывал в ожидании нового романа и поэтому во всём искал его приметы.