Андрей Потапенко - Москва Стрешневых

© Андрей Потапенко, 2022

ISBN 978-5-0056-8653-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Десять лет, что я работал над темой усадьбы Покровское-Стрешнево, принесли столь значительный объём информации, ранее совершенно неизвестной, что его хватает не на одну книгу.

Уже в изданную в 2019 г. работу («Покровское-Стрешнево: история, люди, события») вошла только, так сказать, историческая база повествования. Остальное по прихоти издателей вот уже третий год существует исключительно в электронном виде. Это и «Последняя подмосковная», значительную часть которой занимают архивные материалы по усадьбе второй половины XIX и начала XX века – о грандиозной реконструкции усадьбы при Е.Ф.Шаховской-Глебовой-Стрешневой, строительстве новых корпусов, ограды, проектах ещё одного храма, богадельни, а также об устройстве в мировую войну госпиталя для раненых воинов, и подробности бытования в послереволюционное десятилетие музея усадебного быта (вопреки традиционным представлениям, открытого не в 1925, а ещё в 1919 году и работавшего весьма плодотворно). Это и обширная хрестоматия исторических материалов «Стрешнево и Стрешневы», состоящая из трёх больших блоков – это мемуарные свидетельства очевидцев, включая работы самой Е.Ф.Шаховской, С.А.Толстой, А.Ф.Кошко, В.Б.Шкловского и др., выдержки из путеводителей по окрестностям Москвы конца XIX – первой половины XX веков, содержащие статьи об усадьбе и об организованном в ней музее, а также большой блок материалов по первому советскому киноужастику «Медвежья свадьба», которые наглядно эволюцию темы – от повести П. Мериме «Локис» через созданную на её основе пьесу А.В.Луначарского «Медвежья свадьба» к её киновоплощению и отзывам о фильме прессы 1920-х годов.

И это ещё не всё. За рамками всех этих работ остались ещё несколько важных глав. Во-первых, это путеводитель по разорённому дворцу (по состоянию на 2020 год) – глава, которую издатели хотели бы видеть в изданной книге, но по соображениям объёма автор предпочёл включить в неё другие материалы по усадьбе). Затем очерки о других московских владениях Стрешневых – прежде всего на Большой Никитской улице, которое подверглось варварской реконструкции под нужды «Геликон-оперы» Д. Бертмана, а также на Большой Дмитровке, Мясницкой и Большой Молчановке. Ещё две главы посвящены истории приселка Покровского-Стрешнева – Иванькова, включая неизвестные проектные материалы по строительству гидропарка в конце 1930-х годов, а также о храме Покрова Пресвятой богородицы, давшему название всей местности, с привлечением материалов из архивов реставраторов 1980-1990-х годов.

Все эти темы составили ещё одну работу – «Москва Стрешневых» – которая и предлагается вниманию читателей.

Они провели ночь, сгрудившись вместе на полу огромного пещерного зала, в углу, где было меньше сквозняков. Спереди тянуло холодом. Вокруг царила безграничная, пустая темнота; все были подавлены огромностью высеченных в скале чертогов и бесконечностью разветвляющихся лестниц и переходов Мории. Самые невероятные рассказы, которые доносила до хоббитов смутная молва, меркли перед истинной Морией, страшной и дивной.

– Здесь, должно быть, работала прорва народу, – шепнул Сэм. – Если бы меня убедили, что гномы рыли землю быстро, как барсуки, и ухлопали на это лет так пятьсот, – тогда я поверил бы. Но это же не земля, это твёрдый камень!

И главное, зачем им эта затея в голову втемяшилась? Не надо только мне рассказывать, что он тут жили, в этих тёмных норищах!

– Это не норы, – строго поправил Гимли. – Это великое королевство, или город, называй, как хочешь. Это Гномьи Копи! Не думай, что тут всегда было темно. Мория блистала светом и роскошью. Наши песни хранят память об этом.

Дж. Р. Р. Толкин, «Властелин колец».

Нынче во дворце везде следы начатых и брошенных еще в 1990-е годы работ, причем брошенных буквально на полуслове, как переобивка мебели у гоголевского Манилова. Реставрация была прервана сразу после восстановления частей, утраченных из-за пожара. Уже были воссозданы декоративные детали потолков и плафоны – но до стен уже очередь не дошла: остались следы забелки трещин; вставленные оконные рамы и дверные короба с незакрашенным контуром штукатурки; запачканные побелкой, мутные стекла… Во всех помещениях второго этажа заново наложены полы, а в центральном Белом зале уцелели только лаги. Отштукатурены и частично покрашены стены, в Голубой гостиной восстановлено внешнее оформление каминов, а буквально за стеной, в Белом зале, на протяжении какого-нибудь полугода декоративная лепнина каминов была сбита вандалами. В одних помещениях восстановлено оформление потолков в стиле XIX века – а в других потолки абсолютно заурядные, аэрофлотовские… С отреставрированного было плафона над лестницей уже полностью отшелушилась краска, и то, что когда-то он был жёлто-голубым, напоминают только старые фотографии. Вчерне отремонтированные стены вновь покрываются трещинами. Самые заметные из них – в стенах бывшей библиотеки, сквозь них как раз видны следы пожара – опалённая древесина. В бывшей столовой из-за прохудившейся кровли с каждым дождем протекают потолки и обсыпается штукатурка.

За парадной лестницей, в северной части здания, несколько «каменных мешков», так и не дождавшись реставрации, хранят на своих стенах явные следы того самого пожара, бушевавшего выше. Их своды в копоти, штукатурка на стенах сбита до голой кирпичной кладки, паркет вздулся буграми и ходить там, честно говоря, небезопасно. Особенно заметны следы пожара в полукруглом первом ярусе флигеля с восьмигранной башней (не забудем, что оно – единственное сохранившееся от пожара помещение этого флигеля и самой башни, ведь пожар бушевал точно над ним и за его стенами, там, где сейчас проходит пожарная лестница со второго этажа).

Следы брошенной реставрации в «столовой» на втором этаже. Рамы в оконных проемах в левой стене ныне утрачены

«Каменные мешки» в исторических стенах дворца. Фото автора.

Такой инфернальный облик – запущенность интерьеров, помноженная на мрачность архитектурного облика самого дворца, привел к тому, что еще совсем недавно здесь было полным-полно экстремалов, находящих адреналин на «графских развалинах». Проходили фотосъемки, в том числе и сомнительного плана, на какое-то время дворец стал полигоном для ролевых игр вроде лазертага, а фактически – одним из тусовочных мест полумаргинальных кругов. Благодаря им, убранство всё больше утрачивалось и разрушалось, не говоря уже о том, что они оставляли за собой кучи мусора, а стены дворца покрыли многочисленные граффити, тексты странных стихов, которые иначе как наркоманскими признать сложно, вроде такого (по иронии судьбы, на стене портретной!):