Артур Аршакуни - Мой Эдем. Стихи и проза последних лет

Мой Эдем. Стихи и проза последних лет
Название: Мой Эдем. Стихи и проза последних лет
Автор:
Жанры: Современная русская литература | Стихи и поэзия
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: Не установлен
О чем книга "Мой Эдем. Стихи и проза последних лет"

Отец Никифор огляделся. В голове звенел благовест.– Гармонь бы мне, – застенчиво улыбнулся он.Юрий Тойвович уже не мог смеяться. Он полулежал на своем стуле, вздрагивая в пароксизмах.– Ну, дайте ему гармонь, что ли… – задыхался он.Сбегали к прислуге, принесли – не гармонь, но баян.Отец Никифор растянул мехи и сноровисто заиграл «Гоп-стоп, Зоя». Книга содержит нецензурную брань.

Бесплатно читать онлайн Мой Эдем. Стихи и проза последних лет


© Артур Аршакуни, 2019


ISBN 978-5-4496-6286-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Delirium Cordi

Стихи до и после

2016

Скрипка

Скрипка чужда уху славянина,
Снадобье для женщин и подростков..
Что для итальянца виолина,
То для нас скрипучая повозка.
В музыке слеза со смехом спорят.
Не поймешь – услада иль утрата.
Правды нет до самого до моря,
А за морем – то не наша правда.
Не к лицу мужчине слезы, ласки,
А к лицу мужчине жить войною.
Плащ-палатку скрипке бы да каску
Да покрыть бы листовой бронею.
Деревяшка, жилки, конский волос —
Их куда в походе подевать-то?
Нужен зычный командирский голос,
Выправка и вид молодцеватый.
Скрипачу и тягостно, и душно,
А не уследить – проныра ловкий.
Эх, придать бы скрипке колотушку!
Только вот кому нужны обломки?
Но недаром в музыке
(как в слове)
Тайна – только не для нас, для сирых.
Скрипка и могла бы быть суровей,
Только это был бы Божий вывих.
Так медведя водят по базару.
На потеху всем.
А взгляд убийцы.
То, что скрипка сразу не сказала, —
И не скажет.
Только застрелиться.
Гнется в танце смуглая гитана,
Оплывают восковые свечи.
То не скрипка плачет, – эка тайна! —
Плачут наши души человечьи.
Звездочки сережек, парус платья
Получив за скучные гавоты,
К нам явилась с бессарабской свадьбой
И с полынно-горьким женским потом.
Жги, гуляй!
Лисой кружись карминной!
Да пляши, чтоб окоем стал тесен.
Чужда скрипка уху славянина?
Что ж он низко голову повесил?
Ноябрь

Окно троллейбуса на Невском

Рейсфедером по питерскому ватману —
Решетки, арки, львы, колонны, лица,
А с краю – словно пальцами захватано.
Здесь Демиург, видать, поторопился.
А он спешит смешать (затейник тот еще!)
Шалашик рая с пятизвездным адом,
Со свадьбой – тризну и с погостом – торжище,
Свободу – с сытостью, а истовость – с развратом.
И топь угорскую слепить с туманом Лондона.
Все остальное умники пусть сами.
Уж сколько лет над нами кони Клодтовы
Ржут безъязыкими оскаленными ртами.
Остались позади атлеты, лошади,
И мысли, незаконченные в гневе.
Троллейбус повернул к Дворцовой площади.
Оконный ватман медленно тускнеет.
Пора на выход.
Вдруг перчаткой кожаной
Соседка (очень даже, между прочим)
Стирает Демиурга, ах ты, Боже мой!
Он лишь шутил и голову морочил.
Декабрь

2017

Морошка

Красных сосен шали,
Серый плед осин.
Северные дали,
Выцветшая синь.
Комары да мошка
Дым их не берет.
Ягода морошка
По губам течет.
Повяжи от ветра
Ситцевый платок.
Северная щедрость,
Полный туесок.
Песня в полкуплета,
Тихий голосок.
Северное лето,
Сосны да песок.
Красные сапожки,
Русая коса,
Северная кошка,
Шалые глаза…
Голуби-голубы
По небу летят.
Северные губы
Жгут и холодят.
Стоптаны сапожки.
Догорел костер.
Ягоду морошку
Помню до сих пор.
…Свет в осинах пляшет,
По болотам дым.
Плачем, потерявши
То, что не храним.
5 ноября.

Мой Эдем

Где пронизана светом лазурь после пестрого полога,
Где дорога лесная, устав, полной грудью вздохнет,
Где несут на плечах сосны солнца расплавленный колокол,
Где с деревьев стекает густой бальзаминовый мед,
Окружит травостой, как цыганка, играя монистами,
Там готовит упрямый кузнечик опять свой полет,
Неумелый летун, но в военной своей амуниции,
И, дразнясь, зависает над ним стрекозы вертолет.
Лишь у берега дальнего дрогнет ряска под рыбиной крупною.
И опять тишина.
Лист падет на траву, хрупок, светел и желт.
Только бабочка, крылья сложив, до заката пурпурного
Ждет как будто того, кто здесь был, но недавно ушел.
29 ноября.

Исповедь

Я уйду под большой, под сапфировый купол
Под временем траченные цвета парного мяса колонны,
Чтобы ветер не пел панихиду, чтобы дождь меня не оплакал,
И радостно, не в любви и не в страхе, преклоняю колени.
Я уйду в непогоду души под своды барочные сосен.
Я найду себе место в гигантском естественном храме,
Что с течением лет так же юн, так же щедр и та же прекрасен,
Как собор в день постройки в так называемом Риме.
Где молитва – рыданье вотще взалкавшего сердца.
Здесь не нужен псалтирь, бесполезен ваш требник,
Как видения сладострастных дев не волнуют столетнего старца,
Чья перепонка настроена лишь на глас, лишь на трубный.
Как трепещет в ожидании кары отъявленный грешник,
Боясь до икоты обнаружить себя живым, но распятым,
Не ведая, что уже множество лет продолжается суд страшный,
И крючками давно его мозг извлекли через нос парасхиты.
Темнеет уже. Я иду.
Шагом усталым, как после парада.
Этот компас во мне.
Вместе с компасом мы идем, улыбаясь.
Родила меня мать.
Сотворил не отец, а сказалась природа.
Я иду,
и передо мной, за горизонт уходя, дивный храм голубеет.
Ноябрь

Анне

Ранним утром осенним, студеным
Подойди к ледяному окошку.
Крепко спят обитатели дома,
Человеки, собаки и кошки.
И тихонько, с иронией прежней
Спой про то, что давно отзвучало,
Про безумное время свершений
И свержений богов с пьедестала.
Посвежело под утро до дрожи.
Взять бы шаль, да в окошке так звонко
В синем платьице в белый горошек
Заливается смехом девчонка!
Посмотри на изменчивый облик
И посмейся беззвучно, посмейся!
Смех – отличное средство от боли,
Лишь когда в одиночку, не вместе.
А когда перестанешь смеяться,
Стань опять озабоченно-строгой.
Пятьдесят – это так же, как двадцать?
Шестьдесят – как пятнадцать, ей-богу…
Октябрь, 19—20.

Камень

A. Z

Там, где частит кардиограмма
Шоссе сквозь штрих-пунктиры просек,
Лежит некрупный плоский камень,
В асфальт с годами крепко вросший.
Под ним изъязвлена порода.
В ней влажный мрак и тихий шорох.
Там род невиданных уродов,
Слепых, членистоногих, голых.
Природы равнодушной мена,
Они пугливы и неспешны.
Тот камень – вся их ойкумена,
Вне ойкумены – ад кромешный.
Там смерть с бензиновой одышкой
Исправно собирает жатву.
Их цель – забиться глубже, ниже
Под гнет той каменной державы.
И только ночью лунной жаба,
Забравшись к ним на камень плоский,
Поет фальшиво-величаво
Псалом «В болотах вавилонских».
30 ноября.

Апрель

Апрель! Апрель! И солнца круг
Со мной играет в салочки.
Я берегом топчу икру
Нездешнюю, русалочью.
А это галька в пузырях
Замерзла с прошлой осени,
И я иду, топча, звеня, —
Такое удовольствие!
И так до самых пустырей,
Пока шел берег с галькою.
И для меня с тех пор апрель —
Прогулка музыкальная.
Ноябрь.

Картошка

Ах, русское лесное бездорожье!
Грязь непролазная. И дождь рюкзак сечет.
Помимо мышц, желанья и здоровья,
Необходимо что-нибудь еще.
Разгар маразматического «изма»,
Или застоя, как сейчас твердят.
Короче, это было в прошлой жизни,
Еще короче, – тридцать лет назад.
Мы, пара жизнерадостных балбесов,
Средь бревен, пней, строительства среди
Вскопали клок земли по краю леса,
Чтоб там «свою картошку» посадить.
Картошка?!
Горсть зеленого гороха!
Глядели мы, невзгодам вопреки,
И стали хохотать, смеяться, охать, —
Ведь плачут малыши и старики.
В литавры август бил тарелок медных.
В конце концов, картошка или нет?!
Пускай над ней задумается Мендель
И в гневе отвернется Карл Линней.

С этой книгой читают
Это правда, Мириам, что ты – хуже гиены, хуже ехидны и хуже крокодила нильского, потому что те заботятся о своих детенышах, выношенных и рожденных по тому образу и подобию, которые вложил в них Господь, а ты бросила своего сына.
Судьба разделяет близнецов, родившихся в Иудее, и подвергает их невероятным испытаниям, чтобы в конце концов снова свести их вместе – лицом к лицу.
В книге собраны лучшие (по мнению автора) стихи, написанные за последние пятьдесят (боже!) лет. Условно они делятся на две половины: восторженно-щенячьи и как средство от удушья. Они писались последние пару лет. У меня ощущение, что что-то вам должно понравиться. Хотя бы фото на обложке. Я старался!Часть стихотворений ранее была опубликованы в сборниках автора «Мой Эдем» и «Первичность ощущений». Книга содержит нецензурную брань.
Жизнь человеческая всегда больше себя самой. Это жизнь плюс еще что-то. Слова – но не просто, а те самые, единственные. Ага, я тоже о стихах. Но не только. Это жизнь плюс еще что-то. Невозможно расчертить жизнь на клеточки. Потому что ты никогда не знаешь, в какой клеточке ты окажешься в следующий миг.
Если жизнь несётся с бешеной скоростью, не давая опомниться, и от вас ускользает всё самое важное, есть только один шанс замедлить время…
Книга состоит из 5 неадаптированных рассказов для перевода с русского языка и пересказа. При переводе необходимо опираться на знание таких грамматических тем, как согласование времён, условные предложения 1—4 типов, страдательный залог, герундий, причастия и пр. В книге 1760 слов и идиом. Рекомендуется школьникам, студентам, а также широкому кругу лиц, изучающих английский и испанский.
Книга состоит из 5 неадаптированных рассказов для перевода с русского языка и пересказа. При переводе необходимо опираться на знание таких грамматических тем как времена, страдательный залог, причастия, деепричастия и пр. В книге 1760 слов и идиом. Рекомендуется школьникам, студентам, а также широкому кругу лиц, изучающих русский язык.
«Впервые в жизни я была поражена этой неожиданно открывшейся стороной нашей действительности. Загадочный кошачий ум и огромная доброжелательность, открытость и готовность к интеллектуальному общению с людьми меня в те дни поразили до самого сердца. Окружившим нас котам, видимо, было известно то, что не всегда известно людям, и неудача оказалась только в том, что мы не понимаем их язык. И не верим в него. К стыду своему. Потому что они-то наш пони
Эта трогательная сказка поможет взрослым иначе взглянуть на своих детей, а детям – на своих родителей. Если ребёнок любит свою скрипку, то она обязательно станет для него волшебной. И тогда удивительные звуки музыки будут очаровывать всех вокруг и сделают мир добрее. Взрослые вспомнят своё детство и хотя бы на время отложат повседневные дела. Дети поймут красоту настоящей музыки и теперь уже не спутают её ни с чем. А знаменитые музыканты перестан
Роман о первой иностранке на российском троне. Она появилась в жизни Петра I случайно и почти сразу стала для него самым близким человеком. Ее заслуги перед Отечеством поистине велики, а биография полна загадок и тайн. Произведение написано с опорой на исторические источники и письма главных героев. Сюжет романа крутится вокруг взаимоотношений императора, императрицы и их лучшего друга – Александра Меншикова. Смогут ли герои сохранить свои чувств
В этом рассказе из серии "Профайлер" главным героем становится Петечка-капитан убойного отдела. Он приехал в отпуск к маме в подмосковный поселок. К нему обратились собачники: недалеко в лесу они нашли труп. Нежели убийца кто-то из своих, поселковых? Чтобы быстрее найти преступника, Петечка обращается за помощью к своей подруге – профайлеру Ульяне.
Я должна выйти замуж за самого страшного человека в королевстве. Если я попаду в его мрачный замок, останусь там до самой смерти, и долго ждать ее не придется.Выход один – бежать в странное, но надежно скрытое от посторонних место, Перепутье пяти миров.Читать инструкцию, прежде чем произносить заклинание перемещения – не мой метод! Поэтому теперь придется заменить привратницу и самой встречать – провожать путешественников между мирами.Ох, и хлопо