Отпустите меня! Отпустите меня, эй, вы, слышите! Отпустите меня, – я гордый, мне надо слишком много, – весь мир, рукава которого канвою березовой вышиты, и в пупырышках звезд пупок которого почесывает луны лакированный ноготь. Отпустите меня! Отпустите меня, ведь вы – ха! – считаетесь добрыми? Отпустите меня, – мне тягостно видеть, как в каждой витрине мне кривляются рожи, строки всех нерожденных стихов дрессированными сплетаются кобрами… Отпустите меня, отпустите! Я еще не безнадежно хороший. Отпустите меня… Ведь вы должны отпустить меня, да – сбытасшедшего! Отпустите меня, мне и так сдавил горло форточки тугой ворот. Отпустите меня во имя времени «Ч» и за мгновение допрежь его я уйду, чтоб сжевал меня бульдожьими челюстями город. А если нет – спектрнув в руках ваших расквашенной призмою (чихать мне на ваши «вернись зпт хороший»), лапчатым сгустком сердца бетонные ладони вызмею и в тысячах глаз сказочно пушистой разватнюсь порошей, выкинусь детским снежком, как самоубийца, под колеса автобуса и буду смеяться хрустяще, как ветки зимою, от боли, и буду влюблен, как Ливингстон, в оранжевую Африку раздавленного апельсинного глобуса, и на хребте моем просыхать не будет пот каменистой дворничьей соли… Отпустите меня! Отпустите меня, эй, вы, слышите! Отпустите меня, – я гордый, мне надо слишком много, – весь мир, рукава которого канвою березовой вышиты, и в пупырышках звезд пупок которого почесывает луны лакированный ноготь. Отпустите меня, – мне невыносима многоманикюрных, многомакияжных, многопустословных особ кабаллистика! Отпустите меня, и везде: укрываясь полушубком ночи, целуя соски облаков, в трефовой флеши осени на воде, просыпаясь яблоками пахнущим снегом, – я буду ощущать себя не исписанным под копирку листиком, а – человеком.
