Удар гонга оповестил о начале торгов. Люди на скамьях зашевелились, поднялся шум.
- Тише! – Грубый голос распорядителя быстро навел порядок. – Четвертый лот. Девственница, должница восемнадцати лет от роду, безродная. Начальная цена – пятьсот монет. Голодранцы могут утереть сопли и покинуть наше заведение, а приличным людям два раза повторять не буду: не нравится девственница за пятьсот монет – топайте к матушке Фифи и щупайте дряхлые груди ее девиц. На здоровье.
Вокруг поднялся гвалт и хохот.
- Шестьсот, Хард-медведь дает шестьсот монет, господа. Шестьсот раз… Семьсот, Игли-ушлепок. Молодец, Игли. Шевелитесь, господа, кто хочет сорвать цветочек?
- Эй, Гульдик, а за что она должница? Почему не рассказал, закона не знаешь? – Голос из дальнего угла заставил всех прислушаться, и зал удивленно затих. Сотни жадных глаз уставились на распорядителя – толстого бугая в кожаной жилетке и пышном черном галстуке.
- За дело. Кинулась с ножом на доброго, славного воина из княжеской охраны. На жизнь честного человека покусилась, дрянь такая. Теперь будет год в должницах, отработает – станет свободной.
На секунду повисла тишина и взорвалась грубым хохотом.
- Обязательно станет свободной, шлюха. С ножом на воина, ага.
- А потом на хозяина кинется с ножом, и опять на год в должницы, - кто-то выкрикнул из зала, и его слова были встречены дружным смехом.
- Если живая останется.
- Пусть кидается, вовек не освободится.
- Эй, Пень, закона не знаешь? – Сердито прикрикнул распорядитель. – Закон княжества един для всех. У нас нет рабства, и хозяин несет ответственность за своего должника: за его жизнь, за его кости, за его живот.
- Конечно, Гульдик, не сомневайся. Восемьсот даю.
Вокруг одобрительно загудели.
- Пень не обидит, и кости останутся и живот…
- По отдельности, - и новый взрыв грубого хохота.
- Девятьсот, - не дожидаясь распорядителя, кто-то выкрикнул из другого конца зала. Пень – огромный детина в меховой накидке, злобно обернулся.
- Дитрих, ты уверен? Подумай.
- Пень, - стук молоточка и окрик, точно по волшебству, заставили зал замолчать. – Порядка не знаешь? Дитрих сказал свое слово. Девятьсот. Кто даст больше?
- Ой, глядите, девка-то заваливается. От страха что ли?
Подскочивший клерк успел подхватить девушку в сером арестантском платье, стоявшую посреди сцены.
- Больная?
- Нее, пугливая, в первый раз всегда страшно.
- Зато потом, глядишь, и понравится. Эй, Дитрих, ты того-самого, смотри, чтобы понравилось.
Зал опять накрыл грубый хохот.
- Тысяча монет, - прогремел голос Пня. Его глаза пожирали взглядом хрупкую девушку на стуле, ее белоснежное личико с тонким профилем, длинные темные волосы, рассыпавшиеся по груди, тонкие щиколотки из-под подола платья.
- Тысяча монет от господина Пня, - подтвердил распорядитель. И тут по залу пробежал лес рук.
- Тысяча сто…
- Тысяча сто пятьдесят…
- Тысяча двести….
Пень, взъерошив копну волос, вскочил с места, свирепо окинул зал.
- Тысяча пятьсот, - рыкнул он, точно озлобленный лев… И вдруг застыл, уставившись на входную дверь. А после нерешительно сел на свое место.
Люди удивленно повернули головы, и затихли. Большой зал аукциона должников накрыла странная тишина. Ее нарушили тяжелые шаги человека, идущего к сцене. Или нечеловека.
Распорядитель с трудом сглотнул. Его лицо накрыла бледная испарина. Он открыл рот. Закрыл. Откашлялся, явно пряча страх.
- Что угодно, сьер? – Наконец произнес он сиплым голосом.
- Ее.
Прозвучало негромко, но голос услышали все, даже в дальних уголках зала… Их называли эстеропами, поводырями в ад, псами Преисподней. Эти создания Небесного Провидения были выше двух метров, с мощными торсами, грубыми морщинистыми лицами. Эстеропы обладали неимоверной физической силой, и пришедший сюда был способен разметать этот зал по бревнышкам.
На плечах – черный форменный плащ бойца княжеского батальона, возможно, из личной охраны Его Святейшества.
- Экх, - крякнул распорядитель. – У нас, уважаемый сьер, торг. Мы не можем вам ее отдать.
Эстероп скривился. Лицо, точно срубленное топором, от гримасы стало еще страшнее. Он откинул край плаща и оторвал с армейского ремня тяжелый кошель.
- Здесь три тысячи монет. Больше она и не стоит, - кошель с грохотом ударился о стол. Эстероп с неожиданной легкостью запрыгнул на сцену и неторопливо приблизился к стулу, где сидела девушка.
- Идем, - бросил он ей. Арестантка подняла голову, ее глаза расширились от смертельного ужаса. Она глубоко вздохнула, вскрикнула, и повалилась со стула. Эстероп ловко подхватил ее, не дав удариться об пол, и перекинул через плечо.
- О, уважаемый сьер, а как же документы? Назовите ваше имя.
- Ньрог. Отправишь документы банкиру Флису в княжеский банк, - не глядя на распорядителя, сказал эстероп. Легко спрыгнул со сцены, чуть придерживая ношу на плече, и в полной тишине скрылся из зала.
Несколько секунд люди изумленно переглядывались. Пока не раздался стук молоточка.
- Лот номер пять. Должница, молодая женщина тридцати пяти лет…
*
За углом его ждала крытая повозка, сколоченная из грубых досок. Эстероп не очень вежливо закинул арестантку на ворох тряпок.
- Держи, - он кинул вознице небольшой металлический кругляш. – Спокойно выезжаем из городка, а потом гони, как только можешь. Я скажу, когда открыть портал.
- Магистр…
- Пьер, лучше молчи! – эстероп оперся о борт повозки и явно с трудом забрался внутрь, туда, где в беспамятстве лежала девушка.
- Уже накатило?
- Еще держусь. Выполняй, Пьер, сейчас ты – генерал, а от меня толку мало. Ну же, трогай.
Крытая повозка неторопливо покатила по мостовой. Проехала тихие улочки небольшого провинциального городка, расположившегося в нескольких милях от столицы княжества, и выбралась в пригород. А оттуда направилась по лесной дороге.
- Эй, магистр, как вы там? – спросил возница и обернулся... – Вараха тебе в зубы! Тпррру…
- Гони. Пьер, время – жизнь. Гони.
Пьер, терзаемый сомнениями – помочь ли хозяину, или подчиниться приказу, громко выругался и взмахнул кнутом. Кони рванули вперед. А изнутри крытой повозки вдруг потянулся вой, с рычанием, болью, с нечеловеческими криками, точно кто-то жестко, кровожадно терзает могучего льва, разрывая его на части.
- Держитесь, магистр, - крикнул Пьер, не оборачиваясь, и зашептал молитву. Это все, что он сейчас мог сделать для своего хозяина.
Бугристое тело эстеропа корежило. Его взбунтовавшаяся магия рвала тело на части, выворачивала суставы, ломала кости. Зверь метался от боли, катаясь по деревянному настилу, выл. А потом вдруг захрипел. Тело охватила судорога, до неузнаваемости меняя его внешность. И эстероп исчез…
Вместо него на грязной подстилке поверх прибитого сена лежал молодой мужчина. С бледного лица скатывался пот. Он бессмысленным взглядом оглядел повозку, тряхнул головой и уставился на спину возницы.
