Анна Агнич - Натюрморт с селедкой и без

Натюрморт с селедкой и без
Название: Натюрморт с селедкой и без
Автор:
Жанр: Современная русская литература
Серия: Самое время!
ISBN: Нет данных
Год: 2022
О чем книга "Натюрморт с селедкой и без"

«Моя задача не объяснять действительность, а описывать ее, как она есть», – уверяет автор. Поверишь, начнешь читать – и сам не заметишь, как из реального мира тебя перенесет в вымысел, в зазеркалье. «И это мой мир, он настоящий, я в нем живу», – подтверждает один из героев. Мир этот может оказаться планетой, которую придумала девочка, или высохшим колодцем, где спокойно течет счастливая жизнь и люди не знают, что такое голод. Размывается, исчезает грань между мечтой и действительностью, выдумкой и страшной правдой.

Анна Агнич – талантливый мастер, она точна в выборе слова, правдива в деталях, ее цвета и оттенки строго выверены. Чувство языка не изменяет ей, кем бы она ни предстала: ребенком или взрослым, ученым или художником, писателем или драконом. И читатель догадается, кто герой рассказа «Я – ангел»: это и есть автор, искусный штукарь, ведь писатель – это творец. Анна Агнич родилась в Харькове, жила в Киеве, Москве, Нью-Йорке, Бостоне. Там же был издан сборник «Девочка в окне». Ее рассказы и повести печатались в журналах России, Украины, Израиля, Канады, США. Свою новую книгу Анна Агнич, к сожалению, не увидит – ее не стало в 2019 году.

Бесплатно читать онлайн Натюрморт с селедкой и без


© А. Агнич, 2022

© «Время», 2022

Елена Катишонок. Печаль моя светла, или Still Life

Привычный прошлый век, февраль 91-го, непривычный и чужой Нью-Йорк, мой третий день в Америке. Встречаюсь с Аней: нас познакомила – заочно – общая подруга. Смотрю и слушаю, не скрывая восхищения: стройная женщина с очень спокойным улыбчивым лицом и бровями вразлет, она ведет себя в американском городе так уверенно, словно живет здесь давным-давно. Для меня, «на новенького», это и было давно, хотя их семья приехала меньше года назад. Идем по улице, заходим в магазин, и моя новая приятельница ровным голосом обращается к человеку за прилавком: «Простите, я не знаю, как называется эта вещь, но хотела бы посмотреть поближе…» Четкий английский, доброжелательная улыбка и такая спокойная уверенность в себе и в окружающем мире, новом для меня, ошеломляют: я никогда не смогу чувствовать себя в Америке так непринужденно. Потом у Ани дома мы пьем кофе. Я устала, подавлена новизной и обилием впечатлений, как вдруг она говорит: «И мне было примерно так же, я ходила в музей. Смотрю на знакомую картину: виноград, сыр и дичь, а рядом кувшин с вином. Читаю: Still Life. И под другим натюрмортом – то же самое. Знаешь, я поняла: действительно, “все еще жизнь”, то есть – жизнь продолжается, понимаешь? Я тогда не знала, как называется “натюрморт” по-английски». И негромко смеется.

Как, откуда догадалась она о том, что мучило меня – в первый день, когда мы встретились? Я с радостью написала бы: встретились и подружились, но – нет, для дружбы нужны были «разгон» и время, а мы расстались вечером того же дня. Осталось в памяти милое, спокойное лицо, словно с картины Сурбарана «Отрочество Мадонны», с крылом темно-каштановых волос вдоль щеки. Запомнился голос, по-украински певучий, и плавное движение руки, когда Аня протянула мне записку с номером телефона.

Через несколько дней наша семья переехала в Бостон, однако Ане я позвонила не сразу: нужно было вживаться в свою still life. Кроме того, я знала, что человек она очень занятой. Кем только не приходилось работать: сиделкой у пожилых людей, секретарем в нью-йоркском колледже, консультантом по трудоустройству новых эмигрантов, программистом… Помимо работы, организовала и вела в Бронксе русский клуб для вновь приехавших. А дома семья, забота о детях и матери.

Звонки были редки, но связи мы не теряли: встретились опять, когда в Нью-Йорк приехали наши общие друзья. Они оказались в центре внимания, как и я полтора года назад; Аня словно отступила на несколько шагов назад, оставаясь в тени. Спокойно, незаметно появлялась она – и снова отступала в тень, уступая место другим. Она делала это ненавязчиво и умело, всегда находясь близко, рядом, но как-то на втором плане. Обернешься – и встретишь ее спокойную улыбку, чуть приподнятые брови, словно ответ на незаданный вопрос: «Я здесь». Я неизменно вспоминала: still life – и улыбалась в ответ.

…Пухла от новых имен и адресов моя записная книжка, шло время. «Много воды утекло» – говорят в таких случаях, и не сразу понимаешь, что утекает не вода – время. Когда в очередной раз я позвонила Ане, казенный голос в трубке сообщил, что номер недействителен. Переехали, наверное; в Америке люди мобильны, редко оседают на месте надолго. Переехали, конечно; в середине жизни другие варианты как-то не приходят в голову – слишком еще сильна и надежна биологическая защита.

Время продолжало течь, а в 2014 году меня пригласили выступить на «Бостонских чтениях». К моему стыду, я ничего про «Бостонские чтения» не знала. Из сайта «Бостонских чтений» запомнились две фразы: «Вход всегда бесплатный, выход тоже» и «Приходите, компания собирается хорошая!» Согласитесь, это располагает.

Приехав с друзьями в пригородный дом, мы спустились в подвал, специально оборудованный для выступлений. Хозяева – милая пара, всех встречали радушно и тепло. Второе поколение – сыновья – занимались технической стороной: съемка, звук. Это было мое первое выступление в Бостоне, и лица вокруг, а потом в зале, сливались в одно облако; старалась запомнить имена – и тут же забывала; спасибо, подруга подсказывала.

Во втором отделении был «открытый микрофон», читали стихи – хорошие стихи… Уют и непринужденность, полное отсутствие снобизма – впечатление от первого вечера осталось навсегда. Расходиться не хотелось. Я узнала, что клуб организовала в прошлом году Анна Агнич, хозяйка этого гостеприимного дома, и весь формат «Бостонских чтений» был продуман ею до мелочей. Очень захотелось расспросить подробней, но силуэт Анны мелькал то здесь то там, она знакомила новых гостей, откликалась на вопросы, успевая ловко менять тарелки, пластиковые стаканчики, все время оставаясь на втором плане. Вскоре гости начали посматривать на часы и прощаться. Мы вышли в прохладный апрельский сумрак, и хозяйка улыбнулась, плавно взмахнув рукой. Темно-каштановые волосы закрыли часть лица, поднятую бровь, чистый высокий лоб. Что-то ворохнулось в памяти – постоять бы еще немного, вот-вот вспомнится. Гости выходили один за другим, меня ждали.

Уже на шоссе, когда машина мчалась на полной скорости, я воскликнула: «Сурбаран!», испугав друзей. И тут же набрала номер телефона дома, из которого мы вышли минут десять назад. Анна отозвалась тем приветливым, милым голосом, который я по-настоящему вспомнила только сейчас. Я сбивчиво заговорила о встрече в Нью-Йорке, о моем приезде – «помните, тогда, в 91-м?..» Обращаться на ты не получалось: миновало больше двадцати лет не-общения, попробуй переступи; напомнила still life.

…Так мы «познакомились» второй раз. Выяснилось, что «Анна Агнич» – это псевдоним, а что мы обе не узнали друг друг друга, совсем не удивительно: спасибо, если зеркало призна́ет через столько времени.

Анна Агнич родилась в Киеве в 1952 году. Пластичная, она занималась в балетной школе, но увлеклась… геологией. Позднее руководила кружком юных геологов, водила геоморфологические экспедиции. Влюбилась в спелеологию: вместе с так называемыми трудновоспитуемыми подростками открыла несколько новых, не известных раньше пещер и картографировала их. Участвовала в поисковых и спасательных работах в Карпатах и на Кавказе, читала лекции от общества «Знание» о древнерусских летописях, что требовало глубокого знания предмета и высокой эрудиции. Закончив Киевский политехнический институт, Анна работала инженером-электронщиком и программистом, а позднее бизнес-аналитиком. «Я все могу, если захочу!» – часто говорит одна из ее героинь. Из Нью-Йорка семья в 2005 году переехала в Бостон – оказывается, мы жили на расстоянии часа друг от друга!


С этой книгой читают
Провинциальный мальчишка открывает в себе дар видеть мир чужими глазами и уже взрослым человеком попадает в петербургский Дом на набережной напротив Спаса на Крови. Этот дом тоже стоит на крови и страданиях живших там советских писателей, однако безжалостный обличитель Феликс называет этот дом Курятником на Канаве, а историю его знаменитых обитателей изображает историей трусости и приспособленчества. Но главному герою, которому приходится пройти
Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным»
От этого текста пышет печным жаром и тянет могильным холодом – причем одновременно. В основе романа материалы следственного дела Петра Ильича Нестеренко, директора Московского крематория на территории Донского некрополя. Работая над романом, Саша Филипенко повторил путь главного героя, вслед за ним побывав в Саратове и Париже, в Стамбуле и Варшаве. Огромный объем архивных документов предоставило автору общество «Мемориал». «Кремулятор» – художест
Дневник – особый жанр: это человеческий документ и вместе с тем интимный, личный текст. Многие легко узнают приметы времени и места – «застой» восьмидесятых годов, СССР. Как купить подарки родным в эпоху тотального дефицита, воспитывать двух маленьких детей (без айпада и компьютерных игр), ухитряясь работать, и что приготовить на обед, если в холодильнике пусто, а в кошельке четыре рубля с мелочью. Как справляться с ежедневной рутиной, когда на р
«Писатель Строганов проник в „тонкие миры“. Где он там бродит, я не знаю. Но сюда к нам он выносит небывалые сумеречные цветы, на которые можно глядеть и глядеть, не отрываясь. Этот писатель навсегда в русской литературе». Нина Садур.
Рассказ женщины, которая отправилась в горы в поисках отдыха и развлечений, а нашла путь к понимаю себя. История преодоления и освобождения, открытия женской сущности и познания женской природы.
Эта книга – собрание совершенно разных текстов. Я намеренно не ставил себе целью создать какой-то один «правильный» сюжет, соблюсти единую концепцию текста и т.п. Я всегда считал такие вещи лишними; да и не для такого формата они, по крайней мере, какой предлагаю я. Однако, закончив книгу, я убедился, что все-таки сюжетная линия мною тактически соблюдается, буквально лезет наружу, помимо моей воли. Значит так должно быть. Если вы вдруг внимательн
Однажды, в начале двадцатых, в редакцию петроградского журнала приходит человек в лохмотьях и приносит рассказ волшебной красоты. Он готов продать рассказ журналу «по цене утренней зари». Кто же этот таинственный оборванец?.. Герои повестей и рассказов Яны Жемойтелите – разного возраста и принадлежат к разным эпохам, но, как и каждый из нас, находятся в вечных поисках любви, гармонии и счастья.
У касс зоопарка толпился народ. Егор Романшин с детьми стал в очередь, а Елена пошла положить в машину кофту: она что-то слишком утеплилась. Настроение было ленивое и праздничное, хотелось получать удовольствия по максимуму. Егор достал деньги, чтобы сын Сережка, пока суть да дело, купил всем мороженое. Не так чтобы уж очень большое удовольствие, но все же. Егор достал деньги, но отдать их Сереже не успел. Кто-то громко закричал. Егор обернулся и
СБОРНИК СТИХОВ В ВОЗРАСТАНИЯХ СЛОВОЗНАНИЙ – VIII – ПОМОГАЮТ ЛЮДЯМ ПЕРЕОСМЫСЛИВАТЬ СТАРЫЕ ЗНАНИЯ, И ПРЕОБРАЗОВЫВАТЬ ИХ В НОВЫЕ С ПОМОЩЬЮ ЗНАНИЙ СЛОВОЗНАНИЙ ….
Парящие острова, летающие корабли, манящий и одновременно пугающий океан далеко внизу… Юная Асин выбрала небо, решив стать крылатой разведчицей, хотя она все равно грезит о волнах, в которых когда-то пропала ее мать. С каждой новой миссией и уничтоженной аномалией Асин собирает по кусочкам таинственную историю матери. Но в то же время она рискует потерять все, чем дорожит, включая единственного друга и напарника – Вальдекриза.С хлопком расправили
Валерий Попов – прозаик, мемуарист, автор книг «Жизнь удалась», «Чернильный ангел», «Комар живет пока поет», «Плясать до смерти», «Довлатов» (в серии «ЖЗЛ»); представитель петербургских шестидесятников; был знаком с Андреем Битовым, Сергеем Довлатовым, Иосифом Бродским, Виктором Голявкиным, Владимиром Уфляндом.В книгах Попова – всегда гротеск и фантазия, его тексты называют «яркими, абсолютно личностными, штучными по фактуре».«Под взглядом Валери