ПРОЛОГ
Павел Сергеевич Белов со вздохом отодвинул в сторону осточертевшие документы, потер слезящиеся от усталости глаза и задумался, глядя на погасший монитор компьютера.
Что-то неладное творилось с его любимой доченькой, Олюшкой. Правда, на «доченька» и «Олюшка» она уже давным-давно не отзывалась, просила называть себя «дочь» или «потомок», на крайний случай – «отпрыск». И уж никак не «Олюшка», а «Оля» или «Ольга». Но неладное заключалось не в этом.
Олюшка стала какая-то нервная и раздражительная, в ответ на вопросы о жизни и учебе буркала что-то невнятное и поскорее запиралась в комнате. Можно было бы списать на подростковый возраст и всякие переломные периоды, да вот беда – все эти «переломы» прошли уже лет пять как, и без особых эксцессов. Ну да, проколола дочь ухо в трех местах и волосы выкрасила в красный. Так это период такой – надо побеситься и почувствовать себя взрослой. С ностальгией вспомнив свое отрочество, Павел Сергеевич благоразумно решил дщери своей ничего особо не запрещать и даже выделил деньги на эксперименты. Правда, как Олюшка не пыталась казаться независимой и самостоятельной, в парикмахерскую пришлось идти вместе – выдавать свое родительское благословение и разрешение, без которого отказывались резать косу.
За серьгами Павел Сергеевич отвел Олюшку в тату-салон, что держал его старый друг, набивший ему почти тридцать лет первую татуировку. Страшную и корявую, как пресловутый серый волк из сказки, чья морда до сих пор красовалась на бицепсе Павла Сергеевича. Но тогда они посчитали подобное доказательством их неимоверной крутизны. Со временем Леша стал отличным мастером, обзавелся собственным салоном, где не только били татушки, но и делали разнообразный пирсинг, и даже такие простые и приземленные вещи, как проколы ушей.
В результате Олюшка, внимательно изучала полчаса витрину с серьгами и пирсингами. Времени ушло бы меньше, если бы она, впервые очутившаяся в подобном «взрослом» месте, не оглядывалась постоянно украдкой вокруг – ведь всё такое новое, интересное и необычное! В результате Оля выбрала «гвоздики» с крохотными черепами. Демонстративно, ожидая отповеди или запрета. Но Павел Сергеевич лишь кивнул, оплачивая серьги и процедуру. И через двадцать минут повез гордую собой дочь домой.
Поностальгировать оказалось приятно, однако следовало решить, что же делать с Олюшкой. Так получилось, что воспитывал он дочь сам (с тех пор как ей исполнилось четыре годика) и нынешний странный разлад отношений давался Павлу Сергеевичу нелегко. Тем более что причин он не видел. Первый семестр института Олюшка закончила на одни пятерки, получив даже часть зачетов автоматом, второй близился к середине, и никаких проблем с учебой не было. На сколько знал Павел Сергеевич. Мальчика у Олюшки тоже не было – все вечера (за редким исключением), она проводила дома за учебой и компьютером.
Павел Сергеевич с силой растер лицо, пытаясь вернуться к работе. Но все мысли продолжали вертеться вокруг дочери. Что же все-таки происходит?
– Сергеич, ты не занят? – после быстрого стука, в дверь просунулась голова коллеги.
Павел Сергеевич приветственно махнул рукой, и вслед за головой в кабинет просочился весь коллега.
– Сергеич, я по делу от главного.
Павел Сергеевич переменился в лице. «Главным» назвали гендира и в последнее время от него ничего хорошего не ожидали. Крепкий, хваткий мужик, поднявший компанию с нуля до крепко стоящего на ногах уровня, решил вдруг достичь просветления, для чего перешел в буддизм и вегетарианство. Разом и одновременно. Неизвестно, что хуже на нем сказалось (прана, овощи или отказ от водки), но приказы становились все причудливее, но, слава богу, все меньше затрагивали финансовую и хозяйственную деятельность компании. Собственно говоря, за фин.деятельность отвечал Павел Сергеевич, а за хоз.деятельность – пришедший Валентин Павлович Грибоедов (не родственник, и даже не однофамилец того самого, знаменитого – как по привычке шутил сам Валентин Павлович). В компанию пришли они одновременно, синхронно двигались по служебной лестнице, помогая друг другу, и в коллективе, несмотря на должности, их звали просто «Сергеич» и «Палыч» – с момента пришествия стажерами.
– Что случилось?
– Ты ж помнишь, что у нас корпоратив намечается? – поинтересовался Палыч. Его явно распирало желание сообщить очередное сногсшибательное известие, но приходилось пока сдерживаться.
– Помню, – наполнился подозрениями Павел Сергеевич. – Я уже смету почти утвердил.
– Так вот, – Палыч перешел на загробный тон, демонстрируя отношение к тому, что скажет. – Главный велел сделать канапе с виноградом. По его подсчетам хлеба и сыра должно хватить, нужно купить только виноград.
И не успел Павел Сергеевич выдохнуть (малость-то какая!), как нач.хоз.отдела многозначительно добавил:
– Тридцать восемь штук.
– Тридцать восемь штук чего? – подозрительно уточнил Павел Сергеевич, невольно сжимая ручку и придвигая к себе локтем пачку документов – в рефлекторном желании защитить от посягательств.
Попутно старательно отгоняя мысль, что главный решил закупить винограда на тридцать восемь тысяч рублей. С него станется! Придется идти, конечно, ругаться (жутко не хочется), но не факт, что получится отстоять бюджет от лишних трат.
– Тридцать восемь штук виноградин, – пояснил коллега, вперившись взглядом в Павла Сергеевича. Полюбовавшись ошарашенным видом, пояснил: – Главный посчитал, что канапешек должно получиться тридцать шесть штук, две штуки добавил на случай, если парочка виноградин окажется некондиционными. И если виноградин окажется больше, то за них будем платить из собственного кармана.
Пока Павел Сергеевич подбирал цензурные слова для выражения своего состояния, нач.финотдела триумфально закончил речь:
– Так что, Сергеич, выписывай мне денег на тридцать восемь виноградин!
– А ты мне чек потом принесешь, где будет четко пробито, что куплено ровно тридцать восемь, не больше и не меньше? – с тоской риторически вопросил Павел Сергеевич.
– Не-а, – радостно ответил Палыч. – Сам понимаешь, никто такого чека не даст.
Сотрясший стены кабинета гомерический хохот не вырвался наружу благодаря плотно закрытой двери, так что смеяться, даже скорее ржать, можно было безбоязненно.
– Вот что, – Павел Сергеевич утер выступившие от смеха слезы. – Пулемет я тебе не дам. То есть виноград в смету не впишу. Сами купим. Мы что, не сможем позволить себе купить тридцать восемь виноградин на двоих?
Повторная волна радости оказалась уже потише и не такой длительной, зато окончательно смыла накопившееся напряжение и придала бодрости.
Домой Павел Сергеевич отправился с хорошим настроением и решительным желанием поговорить напрямую с Олюшкой. Надо же прояснить все, пока не усугубилось!
