Спать было невозможно. Внезапно налетевший пыльный горячий ветер завывал во всех щелях и дребезжал ставнями окон. Луций лежал совершенно голый, пил вино и обливался потом. Врейка, с которой он в обед начал пить вино, уже давно спала на другом ложе животом вниз, измученная любовными играми. Часть её длинных чёрных волос свешивалась с ложа. В темноте они казались змеями.
В ленивом мозгу Луция переваливались с боку на бок разные мысли.
– Ну и хитрецы же они… Как префект ни хитёр, а эти перехитрили: согласились на своих условиях… Наместник в Сирии доволен, он, видите ли, их уважает… Ну и хитрецы эти паршивые вреи… Выслать его и ближайших к нему и только… Не хотят делать из него мученика-провидца, из-за которого, того и гляди, мятеж может вспыхнуть… Но и убирают подальше, чтобы не мешал… Теперь префект ломает себе голову: куда выселить такую кучу людей? Даже ближайших к нему не менее тысячи… Префект преторианцев будет злиться… Ну и хитрецы… А говорит он хорошо, этот hАшуа… Даже меня проняло… Люби ближнего… Не кради… Не убей… Не прелюбодействуй… Ха! Он уже не помнит со сколькими местными переспал… Эти врейки также сластолюбивы, как и римлянки… И замужние и незамужние…
Тело, владеющее Луцием, рыгнуло, одело сандалии и, как было, голое, вышло через атриум и коридор в перистильный дворик, окаймлённый изящной колоннадой. Ветер резанул лицо песком, но всё же немного охладил его тело. Дворик был лыс. Лишь два кипариса росли в нём, повторяя под ветром форму пыльного месяца, висевшего в восточной части небес и беседовавшего с таким же запачканным Юпитером.
Мысли Луция перескочили на богов. Юпитер был Луцию понятней. Он был, как император, только намного могущественней. Со всеми человеческими недостатками. А этот новый Бог, о котором говорил hАшуа… Уж слишком святой…
Опять скачок мыслей, и он усмехнулся.
– Да и Агриппина, жёнка длинноногая, уже, наверняка, пол-Рима перепробовала… Слова-то хорошие, но попробуй выполни…
Приглядевшись к темноте, Луций увидел ползшего по измученной жаждой земле огромного летучего таракана.
– Повылазили от суши…
Он прибил таракана сандалией, тело его ещё раз рыгнуло и зашло в дом.
Рано утром, превозмогая приступы тошноты от вчерашней попойки, невыспавшийся Луций зашёл к узнику.
hАшуа ещё (или уже) не спал и стоял, немного пригнувшись, у стены темницы лицом к ней, одной рукой держась за цепи. Роста он был необыкновенного: на две головы выше здоровенного Луция. Обернувшись к вошедшему, hАшуа сказал:
– Шалом элейха, – что означало «мир тебе».
Огромные зелёно-серые глаза его были необъяснимо красивы и спокойны. Каждому, кто смотрел в эти глаза, почему-то было понятно сразу: душа hАшуа добра и чиста. Но сейчас именно это и злило Луция. Сдерживая злобу, он распорядился снять цепи с узника и, когда цепи были сняты, грубо сказал:
– Убирайся. Чтоб духу твоего не было в Русалиме. Поймаю ещё раз – распятия не миновать.
hАшуа поклонился и молча вышел на свободу…
Сегодня было очень много важных событий.
Во-первых мы страшно переволновались из-за этой серой вороны. А Эльчуха с Тальчухой так расстроились, что даже расплакались. Итайка, будучи настоящим мужчиной, тут же забыл об этом, потому что на небе неожиданно появился светящийся и медленно летящий объект… Да, так о вороне. Она ходила и скакала на пешеходном переходе, не решаясь схватить клювом финик. Мы были в ужасе, по той причине, что горел красный свет, и в любой момент мог промчаться автомобиль. Однако пока мы советовались, что предпринять, загорелся зелёный, и затрещала трещотка. Ворона, испугавшись трещотки, отскочила в сторону, а подлетевший голубь схватил финик и взмыл в небо. Подлость голубя вызвала большое возмущение в наших рядах, а также вышеуказанное расстройство и слёзы. Согласитесь, это ведь страшно несправедливо: ворона жизнью рисковала, а этот голубь…
Но (во-вторых) перейдём к светящемуся странному предмету в ослепительно голубом небе. Итайка, вообще-то, смотрел на небо в попытке проследить, куда улетел подлый голубь с фиником, но взор его попал на этот объект и, от необыкновенности момента, он упал на попу. Тогда мы тоже осознали, что всё это неспроста, и тут же увидели причину Итайкиного падения. Эльчуня высказала предположение, что это пришельцы с планеты Пицца, потому что все остальные знают, что электричество нужно экономить и не включают свет днём, при ярком солнце. Против столь логичной мысли я не смог найти никакого контраргумента и вынужден был согласиться. Тальчуня и Итайка воздержались до момента, когда научатся говорить.
А хозяин сделался маленький, как карлик. И весь в фирменной робе. Леольh вдруг понял, что он не поэт, а техник. И тогда он спросил карлика:
– Так менять аккумуляторы или нет?
Хозяин усмехнулся, ничего не ответил, сел на мотоцикл и уехал. Его служанка повела Леольhя в дом. Когда зашли, она легла на диван. Волосы у неё были волнистые, кожа золотистая. Талия тонкая, как у осы. Она обняла его за шею, и он поцеловал её мягкие клубничного цвета губы. Тогда Леольh подумал, что, наверное, это царица Савская или Хатшепсут. Но тут в дверь позвонили. Очень назойливо. «Клиенты, – подумал Леольh, – чёрт с ними». Но звонки не унимались. Он нащупал провода от звонка и рванул их. Звонки прекратились…
Леольh открыл глаза, слез с кровати и поднял с пола будильник. Было зябко.
– Апатит твою, – выругался он.
Никакой сказки. Только тундра – и Леольh Фраh, молодой выпускник химического факультета Градского университета, в чине лейтенанта инженерно-радиологической службы.
