1. Детство
Я ехала в автобусе, за окном моросил мелкий дождь, пасмурные тучи висели низко, дул холодный пронизывающий ветер, сдувающий с черепа любую прическу и превращающий лицо в обветренную подошву. И это летом. Не в разгар лета, конечно, в самом его начале. Но все же.
Хотя… Чего можно ожидать, живя на Урале? Подруга в прошлом году хвасталась, как она урвала по отличной цене красивое летнее платье дочери, в котором она все три теплых дня и проходила. Собственно, в ее высказывании вся боль гидрометцентра, относительно местного климата. Гипотетически, лето быть должно, но знаем мы об этом только по календарю.
Мрачно рассуждая на тему климата, ощущала, как меня по плечу бьет чья-то сумка. Я сидела, дама рядом стояла и пыхтела разгневанным ежиком. Я героически делала вид, что не замечаю ее, она героически прилагала усилия, чтобы ее образ стал для меня болезненно осязаемым. Зрел конфликт. Женщина была меня старше. Лет на пять, не больше. Но жизнь видимо ее била, причем неоднократно, причем без получения опыта, поэтому сейчас, как мне кажется, должен был наступить катарсис. Я усиленно посылала в ее сторону лучи добра, с трудом удерживаясь, чтобы не послать лучи желудочного расстройства.
-Девушка, вас не учили старшим уступать? – не выдержав взвизгнула дама. Я обернулась к ней, медленно прошлась по ней взглядом и удивленно приподняла брови.
-Конечно учили. Но я не понимаю, про кого вы говорите. Не про себя же? Не могу сказать, что у вас за плечом стоит старуха с косой. Мне кажется, вы достаточно молоды. – про себя подумала, на тебе еще пахать и пахать. У склочницы перекосило лицо, поскольку следующая заготовленная для скандала фраза никак не вписывалась в преамбулу разговора. Мозгу моего оппонента была нанесена травма, несовместимая с опробованным и отточенным до мастерства сценарием склоки. Я спокойно отвернулась к окну. Ехать еще две остановки, на мне алые шпильки, черное узкое платье футляр и красный приталенный пиджак. Стоять в такой экипировке в транспорте нереально, а лежать на полу, при каждом торможении автобуса, не хочется.
И так, кто я и почему еду в амплуа женщины вамп?
Зовут меня Софа, мне двадцать семь лет, работаю экономистом. Служу в небольшой компании, где нет дресс кода, но где трудится директором моя безответная любовь - мой сводный брат. И история будет, как раз о том, как я умудрилась вляпаться в эту бурю страстей.
Буря была, конечно, только с моей стороны. Со стороны брата стоял мертвый штиль. Я бесилась, психовала, совершала глупости, попадала в катастрофически неловкие ситуации, но отношение ко мне не менялось. Пашка в очередной раз вытаскивал меня из неприятностей, отряхивал грязь на попе, вздыхал и целовал в лоб. Я же закручивала себе руки узлом, чтобы не сорваться и не накостылять своей зазнобе за близорукость и черствость.
Начать нужно издалека. Из моего советского детства.
У нас была счастливая семья. Счастливая до определенного момента. Пропасть между мамой и папой разверзлась в один прекрасный летний день.
Мои родители были молоды, влюблены друг в друга и уже имели двух очаровательных девочек. Мою сестру, Марию, семи лет, хрупкую, утонченную, интеллигентную девочку и меня, пятилетнего вождя краснокожих с вечно ободранными коленками и лицом председателя ЖКХ.
Так вот, мы отдыхали в выходные на даче у бабушки и дедушки со стороны отца. Папа ушел с дедом на рыбалку, бабуля копалась с сестрой в огороде, мы с мамой дома. В это злополучное время к нам в гости зашел пьяный сосед, дядя Витя. Человек он был запойный, и, если уже запил, остановить этот процесс было невозможно. Фактически, это все равно, что броситься наперерез тепловозу. Именно в такое нелегкое время его и занесло к нам со своей проблемой. Проблема оказалась банальной. Деньги кончились, а запой нет.
Придя к нам, он почему-то решил, что его проблема должна стать нашей. Мама удивилась и попыталась объяснить, что денег нет. И даже если бы были, она не собирается спонсировать его алкогольный вояж. Дядя Видя о чем-то мучительно думал. Сверлил маму тяжелым взглядом и переспрашивал: «Не дашь?». Мама кивала головой, подтверждая: «не дам».
Дальше было страшное. Не говоря ни слова, дядя Витя схватил нож и полоснул маму по руке. Она окрасилась алым цветом, по нежной коже тяжелыми каплями потекла кровь. Меня схватили в охапку и бросились из дома. Перепуганная женщина, схватив за руку еще и бабушку с сестрой, добежала до опорного пункта милиции и сообщила о нападении. Участковый вызвал скорую и наряд, а сам бросился к нам. Дядю Витю связали и отправили в каталажку.
И вроде бы, все должно наладиться. Да, ситуация трагичная, но разрешилась без особых потерь. Преступник наказан, мы живы. Вечером вернулся папа с дедом с рыбалки, мама с бабушкой рассказали о происшедшем, ожидая поддержки и обещаний, что такого больше не повторится. Но мой отец молча встал и вышел из дома. К ночи он пришел и потребовал, чтобы мама забрала заявление из милиции. Мама отказалась, объяснив, что боится за жизнь остальных членов семьи. Сегодня порезали ее, завтра порежут еще кого-то. Но папа был непреклонен, почему, стало понятно чуть позже, когда он, закрыв лицо руками, сделал самое страшное в нашей жизни признание. Вскрылось, что сестра дяди Вити любовница моего отца и ждет от него ребенка.
На следующий день мама собрала нас с сестрой, и мы уехали в город, в однокомнатную квартиру, доставшуюся маме после смерти ее родителей. Папу я больше не видела.
Можно ли сказать, что я стала несчастной после развода родителей? Не знаю. Отношения мои родители не выясняли, плохо про папу мама не говорила. О том, что произошло, я узнала гораздо позже. Мы просто стали жить отдельно. Мама стала меньше бывать дома, она работала медицинской сестрой. Чтобы прокормить нас, ей приходилось брать дополнительные смены и подрабатывать уборщицей в своей же больнице. Нас она видела все реже и реже.
При таком ритме жизни, мама, еще достаточно молодая и привлекательная женщина, через пять лет, подштопав раны на сердце, стала задумываться на тему поиска нам отца. Почему она решила, что нам нужен папа – не могу сказать. Вряд ли дело в нас. Ну, да. С моей стороны, конечно, были некоторые сложности в детско-подростковом возрасте, но это только от того, что я рьяно жаждала справедливости в жизни. То, что моя справедливость и справедливость окружающих могут быть абсолютно разными, я поняла, уже будучи взрослой девушкой.
Началось все со школы. Определили меня в первый класс к молодому педагогу, девушке, которая только закончила институт и горела желанием привить нам мудрое, доброе, вечное. Оно категорически не прививалось в силу возраста. Но, где-то на подкорке ее задор и жизнеутверждающие лозунги оставляли свои первые робкие зарубки. Насколько она верно выбрала стратегию и подаваемый материал, судить сложно. Ко второму классу большая часть класса перешла в стан «Павликов Морозовых». Наша классная дама узнавала о любой шалости со скоростью кометы, после чего пестовала «сдавшего» и чморила хулигана.
