1997, лето
В Британии и поныне до 3000 человек в год исчезает бесследно
Коллеги говорили, что профессор Глен Смит ради новой исторической находки полезет хоть к чёрту на рога. Примерно оттуда учёный только что вернулся в бренный мир житейских будней.
Среди накопившейся прессы и неоплаченных счетов обнаружилось прелюбопытное послание:
«Уважаемый мистер Смит!
Моё имя Вам наверняка ничего не скажет. А вот мне довелось услышать о Вас немало лестных слов как о превосходном лингвисте и знатоке древних рукописей.
Я старый человек, и жизнь моя подходит к концу. Так получилось, что у меня нет родственников, а всех своих друзей я пережил. Подумав, я решил завещать своё небольшое имущество сиротским приютам. Но есть ещё кое-что, о чём нужно позаботиться.
В наследство мне досталось несколько старинных книг. К сожалению, я не так хорошо в них разбираюсь. Тексты богословские. Полагаю, что они относятся к XIV или XV веку и могут представлять интерес для специалистов.
Увы, старческая немощь не позволяет совершить небольшое путешествие, чтобы увидеться с Вами. Осмелюсь просить приехать по указанному ниже адресу в любой удобный день и час. Я всегда дома и буду рад встрече. Единственное условие, о котором вынужден упомянуть – не откладывайте визит надолго…
Хочу, чтобы Вы взглянули на книги и оценили их. Если они действительно имеют какую-то значимость для истории и науки вообще – с удовольствием передам все тома в Ваши надёжные руки. Деньги, понимаете, мне теперь ни к чему… В любом случае готов компенсировать беспокойство разумным вознаграждением.
И последнее. Мой характер, с ранней юности неврастеничный и очень ранимый, остался таким и сейчас. Может, это прозвучит нелепо, но не хотелось бы, чтобы кто-нибудь из окружения столь блестящего учёного посмеялся над моим невежеством. Не сочтите за старческий маразм, но прошу как одолжения: пока не посмотрите книги, не рассказывайте об этом письме друзьям и знакомым. Меньше всего на пороге смерти мне хотелось бы оказаться объектом шуток. Надеюсь, Вы меня поймёте.
С уважением…»
Ниже шли имя, адрес с некоторыми пояснениями и сумма. Во всяком случае, указанная компенсация исключала мысль о том, что за помощью обращается сумасшедший. Необходимые дорожные расходы и обычный гонорар профессора за трёхчасовую консультацию – ни больше, ни меньше.
С утра в ближайший выходной небо над Лондоном внезапно прояснилось, создавая хороший настрой и предвкушение интересного приключения. Ближе к полудню Смит вышел на маленькой станции, потихоньку напевая бодрый мотивчик.
Здесь казалось, что низко над головой висит комками чрезвычайно густой черничный кисель. Варево простиралось во все стороны без каких-либо просветов, а у горизонта эффектно подсвечивалось переливчатыми сполохами.
Уходящий состав тревожно свистнул на повороте, отвлекая учёного от созерцания мрачной атмосферы оказавшегося неподалёку огромного кладбища. Поначалу создавалось впечатление, что кроме этого некрополя здесь больше ничего нет.
Впрочем, указания из письма были чёткими, так что профессор легко нашёл нужный дом: стоящий особняком, небольшой и довольно ветхий. Крыша строения давно требовала ремонта, стены нуждались в покраске.
– Не похоже, что здесь живёт миллионер! ― всё ещё весело заметил учёный, обращаясь, по-видимому, к хромому замухрышке-голубю, обречённо ковылявшему вокруг длинной лужи. Больше ни одной живой души поблизости не замечалось. Входная дверь на покосившемся крыльце оказалась приоткрытой, но заклиненной намертво. Пришлось бочком протискиваться в полутёмную прихожую, навеявшую мысль о склепе. Когда глаза привыкли к плохому освещению, профессор убедился, что отсюда выходят целых три помещения. Стучать наугад не хотелось, и он громко кашлянул.
– Кто? ― спросил хриплый старческий голос из-за ближайшей двери.
– Глен Смит, приехал по вашей просьбе посмотреть книги.
– Входите, профессор. Всё открыто. В нашем беспробудном захолустье давно перевелись воры и грабители…
Приглашённый эксперт вошёл в просторную, но душную комнату, где почти все стены были заставлены стеллажами с многочисленными книгами. В глубине, ближе к камину, стояли два кресла, изрядно потёртые. Напротив них – маленький столик и качалка, оккупированная дряхлым стариком. Его тщедушное тело накрывал толстый плед, живо напоминающий саван. Пыль на тусклом паркете красноречиво свидетельствовала, что тут давно не убирали.
– Присаживайтесь, мой друг, ― любезно предложил хозяин скрипучим голосом, указывая на одно из кресел. ― Счастлив, что вы приняли моё предложение. А я уже давно живу совсем один. Вот только раз в два дня приходит женщина готовить еду. Она должна, конечно, ещё и убирать, да последнее время что-то разленилась. Прошу извинить за… отсутствие комфорта и уюта, так сказать. Я, видите ли, очень боюсь сквозняков.
– Не переживайте, ― беспечным тоном ответил Смит. ― Я ведь сам непоседа по жизни и редко наслаждаюсь подолгу домашней обстановкой, привычен к спартанским условиям.
Его вначале несколько смутил вид кресла, но, к счастью, оно оказалось прочным. Теперь профессор пытался лучше разглядеть книговладельца. Несомненно, глубокие морщины и нездоровый желтоватый цвет лица старца совершенно не вязались с его живыми, подвижными и проницательными глазами.
– А мне смена обстановки уже противопоказана. Так наш местный доктор говорит, я иногда зову его. Но священника пока не приглашал, а ведь, наверное, пора, как вы считаете? ― Отшельник зашёлся визгливым и неприятным смехом. ― Поболтать хотя бы немного со свежим человеком – та роскошь, что постепенно становится недоступной дряхлым и дышащим на ладан. Но я понимаю, что вам совершенно неинтересна моя жизнь, время ведь дорого.
– Должен возразить, что болтовню с вами я не рассматриваю как тягостную обязанность, продиктованную элементарной вежливостью. Иногда очень важно, прежде чем осмотреть находки, составить представление о владельце.
– Вы так думаете?
Профессор немного растерялся. Книги, окружающие его, говорили о многом. Он понимал их тайный язык. Здесь грандиозная подборка, и раритеты органично дополнены самыми свежими новинками. Если чутьё не обманывает, хозяин должен быть неординарной личностью. Зачем же тогда он живёт в таких неприглядных условиях?
Глен вдруг ощутил, что явное бесценное великолепие старинных изданий отнюдь не вызывает восторг. Тут какая-то фальшь, несуразица. Отдельные тома стоят много дороже запущенного дома. Какие именно собирался показать автор письма? А остальным что – суждено сгинуть и истлеть?
– У вас огромное количество книг, причём даже на расстоянии я разглядел немало редких экземпляров. Зачем всё это? Для коллекции? Или вы действительно их читаете?
