Михаил Петрович Погодин (1800–1875) – яркая и по-своему уникальная личность в русской исторической науке XIX в. Выходец из получивших вольную крепостных крестьян, он являет собой образец тех ученых, которыми было богато то бурное столетие и которых почти не осталось уже в наши дни. Многогранность его дарований ученого, коллекционера, публициста, журналиста, автора художественной прозы, академика Петербургской академии наук по отделению русского языка и словесности не может не восхищать, даже если вы не разделяете его воззрений, которые, по современным меркам, конечно, уже не всегда и не во всем актуальны. Но то, что сегодня историки продвинулись далеко вперед в понимании событий далекого прошлого, отнюдь не означает необходимости забвения сочинений М.П. Погодина.
Его можно считать в каком-то смысле учеником Н.М. Карамзина – в том смысле, что именно его фундаментальный труд, легендарная восьмитомная «История государства Российского» оказал на будущего академика мощное влияние еще в гимназическую пору и в ранние годы учебы в Московском университете. Не случайно магистерская диссертация Погодина «О происхождении Руси» (1825 г.) была посвящена Карамзину и впоследствии лично представлена им легендарному историку. Карамзин, в свою очередь, по выражению М.П. Погодина, «как бы благословил» молодого учёного.
Последовательно отстаивая теорию скандинавского происхождения первых русских князей, Михаил Погодин вместе с тем категорически не разделял того снисходительного отношения к восточнославянским племенам, которые были присущи собственно создателям ее. Он активно и плодотворно оспаривал взгляды Шлёцера и тем более тех, кто ратовал за хазарское происхождение древнерусской государственности.
В зрелые годы, уже будучи опытным университетским преподавателем (ему сдавал экзамены, например, М.Ю. Лермонтов) и известным автором, М.П. Погодин стал и на протяжении многих лет оставался последовательным сторонником так называемой теории официальной народности – концепции, которая, по сути, лежала в основе государственной политики времен правления императора Николая I. Именно из нее несколько позднее вырастает идея «общих начал» – широко известных «православия, самодержавия, народности».
Однако неправильно будет видеть в М.П. Погодине ограниченного монархиста. Он отстаивал точку зрения, согласно которой русскому народу и всем его ветвям более присущи идеи республиканские, идеи народоправства. В значительной степени из этой посылки исходят сформулированные им отличия России от стран Западной Европы, основными из коих с точки зрения ученого являются роль государя, который с исторической точки зрения воспринимается восточными славянами не как враг, но как защитник; народный, общинный характер владения землей под властью государя (князя) и его вассалов, каковые, в свою очередь, занимают положение промежуточного слоя, а не выстроены по характерной для Европы феодальной лестнице.
Последнее обстоятельство нашло свое развитие и осмысление в трудах последующих поколений отечественных ученых-историков.
М.П. Погодин был в числе первых слушателей авторского чтения Пушкиным «Бориса Годунова», издателем, плодовитым писателем, совершил ряд значимых научных открытий, в том числе ввел в оборот Псковскую летопись, один из томов «Истории Российской» В.Н. Татищева…
Он оставил яркий след не только в науке, но и в отечественной культуре и общественной жизни. Он стал одним из первых собирателей русских древностей, создав уникальное по-своему «Древлехранилище», огромную коллекцию предметов русской старины – икон, рукописей, монет, медалей и т. д. Ныне предметы из нее, выкупленные в свое время Николаем I у владельца за огромную по меркам позапрошлого века сумму 150 тысяч рублей, сохраняются в Эрмитаже, Оружейной палате и Российской национальной библиотеке.
Многие идеи ученого остаются востребованными и сегодня, а память о нем сохраняется в Москве, в том числе в названии улицы, на которой он жил – Погодинская.
С. Ермаков
* * *
Предание, донесшееся из глубины веков до наших летописцев, указывает племенам словенским первоначальное место поселения в Европе на среднем и нижнем Дунае – Дунае, который до сих пор еще слышится у нас повсюду в народных песнях. «По мнозех временех (по потопе), говорит древнейший летописец наш, Нестор, живший в XI столетии, сели суть Словени по Дунаеви, где есть ныне Угорьска земля и Болгарьска».
Отсюда, вследствие естественного размножения и других побудительных обстоятельств, выселялись они по временам, – задолго до Рождества Христова, – и заняли, наконец, почти всю среднюю Европу.
Наша страна получила себе обитателей по случаю нашествия с запада кельтов или волохов, которые, растревожив словен в их пригретом гнезде, заставили многих искать себе новые места поселения. Они уже тогда стояли на известной степени образования, знакомые с земледелием и первоначальными искусствами, говорили богатым и значительно развитым языком, имели понятия и верования о Боге и жизни посмертной, принесенные еще из прародины своей, Индии, с которой до сих пор обнаруживают родство.
Одни из словен, племена ляшские, поселились к северо-западу от Дуная; другие, наши, – к северо-востоку.
Передовым из последних были собственно словене. Спасаясь от нашествия, они должны были спешно и усиленно прокладывать себе дорогу, шли-шли и достигли наконец озера Ильмень, потеснив обитавшую в этих местах чудь. Только здесь смогли они остановиться и построить себе город – Новгород.
«Словени же седоша около озера Ильменя, прозвашася своим именем, и сделаша град, и нарекоша и Новгород».
Словенский конец, улица Славно, ручей Словенский, известные до сих пор в Новгороде, указывают своими именами, может быть, на места первого поселения.
Расселение славян в VI–IX вв.
Соплеменники, следовавшие по их стопам, также остановились по пути, когда натиск с юга утих, где кому случилось: на Двине, Припяти, Соже – кривичи, дреговичи.
Другие, еще прежде повернувшие направо, расселились по Днестру, Бугу, Днепру и их притокам, – тиверцы, хорваты, северяне, поляне.
Все они не составляли сплошного народонаселения, разделяясь между собою реками, лесами, горами, болотами и степями.
Поляне, по сказанию летописца, отличались тихим и кротким нравом. Брак издавна совершался между ними по взаимному согласию. Семейные отношения отличались скромностью. Древляне же имели обычаи дикие, подобно зверям, с которыми жили в своих дремучих лесах, питались всякой нечистотой, в распрях и ссорах, и убивали друг друга; брака полюбовного не знали, но уводили или похищали себе жен. Так же жили радимичи, вятичи, северяне. Они сходились на игрища и плясанья между селами и там выбирали себе девиц, с кем которая сговорится. Многоженство было у них в обыкновении. Над покойниками совершалась тризна, насыпалась высокая кладь, на которой и сжигался труп. Сожженные кости собирались в небольшой сосуд и устанавливались на столбах при дорогах. Так поступали вятичи, кривичи и другие вплоть до XII столетия. Мыться и париться в банях составляло древнейший обычай, которому удивился еще, как говорит предание, св. апостол Андрей.
