Осинцев Павел был красавчиком и прекрасно об этом знал. С самого детства. А
лет с двенадцати еще и начал это активно использовать, выстроив за собой
длинный шлейф из брошенных им девчонок. Абсолютно все они к его
шестнадцатилетию знали, что заезженное «поматросит и бросит» - как раз про него.
И, тем не менее, стоило Пашке лишь бросить на очередную красотку взгляд – и в
ближайшее субботнее утро она просыпалась рядом с ним на даче его родителей.
Словно мотыльки на огонь, они слепо летели в его объятия.
Мари (она просила называть себя именно так) не стала исключением. Ей только
сегодня исполнилось восемнадцать, и с разрешения родителей она отмечала это
событие в ночном клубе. Пашка был на год старше и приехал на каникулы после
первого года обучения в «какой-то там Академии».
О его «похождениях» она знала еще с девятого класса, а вот она даже и не
догадывался о ее существовании. Но вот теперь, когда она похудела на пятнадцать
килограмм и надела свой самый сексапильный «боевой» наряд – он-таки клюнул. Она
увидела его несколько дней назад в кафешке с какой-то рыжей красоткой, села
немного позади нее и стала сверлить Пашу взглядом. И, когда он наконец обратил
на нее внимание, принялась пожирать красавчика глазами.
Сначала он переводил на нее взгляд довольно редко – раз в секунд
десять-пятнадцать, но вскоре перестал отводить его совсем. Глубокое декольте,
татуировка в виде какой-то тарабарщины на груди, колготки в сеточку и
иссиня-черный цвет волос сделали свое дело, - и вот теперь они здесь, в этом
клубе. Ей есть восемнадцать, музыка норовит вдавить в мозг барабанные
перепонки, его язык нагло исследует ее рот, а руки уже давно мнут мякоть под
юбкой.
Она уже не была девственницей, но искренне верила, что предстоящий секс
станет самым запоминающимся в ее жизни. И, пожалуй, в чем-то была права. Этот секс
и вправду стал самым запоминающимся, но только как секс несостоявшийся. Её
кинули… в день ее совершеннолетия.
Когда Пашка уйдет, переключив свое внимание на роскошную блондинку, она
выпьет три или четыре алкогольных коктейля, запьет это половиной бутылки не
самого лучшего пива и бросится в объятия бородатого накачанного мужика, чьего
имени она так никогда и не узнает – именно поэтому ее сын возьмет отчество от
деда, ее отца, позволившего отметить «тот самый» день рождения в этом
злосчастном клубе.
Но Пашка ушел не сразу – они еще довольно долго обжимались, исследуя тела
друг друга, и ей даже удалось несколько секунд подержать его окрепший
«стебель». А затем она совершила ошибку – оторвавшись от его губ, стала
целовать его в шею, пытаясь оставить там засос (и таки оставила!), но тем самым
позволила ему открыть глаза и увидеть ее – ту самую блондинку.
За одно лишь мгновение Мари перестала существовать для Павла, даже несмотря
на то, что прямо сейчас его член все еще находился в ее руке, а губы всасывали
часть кожи на его шее.
Блондинка была божественна – Павел в жизни таких не видел. Ни в кино, ни в
реальности, ни на страницах журналов для мужчин. Безупречна. Во всех чертовых
смыслах. Богиня – не иначе: точеная фигура, идеальные пропорции округлости
бедер и грудей, ангельское лицо, длинные пепельно-белые волосы, спускающиеся до
самых ягодиц, упругих и желанных, а ноги!.. Длинные, стройные, да еще и на
каблуках-шпильках! Павел испугался, что из-за них она может быть даже чуть выше
него – но не сдрейфил. Никогда не боялся девушек – и никогда не получал отказа.
Не получит и в этот раз.
Он вынул руку Мари из своих штанов и мягко отодвинул от себя.
- С днем рождения тебя, малышка, но мне пора, - громко (чтобы она услышала
его сквозь орущую музыку) сказал он и встал с дивана, поправив свою одежду. «Добил»
недопитый виски и двинулся к красотке. Подкатил к ней с каким-то легким
непринужденным вопросом, предложил заказать ей выпить и коснулся бархатной кожи
на руке. Наряд девушки был максимально минимальным, что позволило сказать с
девяностопятипроцентной точностью, что татуировок у нее нет – и эта телесная
чистота возбуждала Павла еще больше.
Он что-то говорил, а она слушала. Улыбалась, пригубляла купленный им коктейль,
смотрела в его глаза… и продолжала слушать.
- Твои губы сводят меня с ума, - признается он, приблизившись к ее уху,
чтобы не кричать.
- Они могут не только это, - выдыхает она, и его вновь окатывает волна
возбуждения – ее запах, ее голос. Он никогда не встречал девушку, подобную
этой. Даже в Академии. И никогда более не встретит.
Они ворвались в мужской туалет и закрылись на щеколду. Он притянул ее к
себе и поцеловал. Горячее дыхание блондинки с ароматом сладких фруктов сводило
с ума. А ведь он даже не заметил, как она жевала жвачку! Или это какой-то
освежитель дыхания, который можно «пшикать» себе в рот?
Он крепко сжал одной рукой ее задницу, а вторую запустил в роскошные волосы.
И тут она прервала поцелуй, почему-то отстранилась и посмотрела в его глаза
с небольшим удивлением.
- Что-то не так? – спросил он, испугавшись, что его сейчас вот-вот обломает
девушка его мечты.
- Ты… не человек? – Господи! Как же прекрасен этот голос!
- Я? – он, кажется, понял, о чем она.
- Ты маг?
Он удивленно вскинул брови и широко улыбнулся.
- Только первый курс окончил. Так ты из наших?!
Радость на его лице померкла, когда он увидел, что девушка начала
недовольно хмуриться и отстраняться.
- Прости, я не должна была, - она убрала за ухо выбившуюся прядь
изумительных волос и попыталась уйти.
- Нет, стой! Куда ты?! – он схватил ее за руку.
- Мы не должны. Я… не должна. Пожалуйста, отпусти.
- Но я хочу тебя! Ты… ты меня с ума свела!
- Ты даже не представляешь, как этого хочу я, - она говорила, отвернувшись
от него, словно пряча лицо. – Но мне нельзя. Пожалуйста, дай уйти. Иначе я не
сдержусь.
- Так я только этого и хочу. Пожалуйста! Не сдерживайся.
- Пусти, глупец, - кажется, ее трясло. Вот это возбуждение! Да, он,
определенно, может заставить потечь любую тёлку!
- Не пущу. Это случится. Сегодня. И каждую следующую ночь. Я никогда… не
встречал таких девушек, как ты.
Она молчала секунд десять, затем, все так же стоя к нему спиной,
заговорила:
- Ты это каждой говоришь. Каждой шлюхе, которую трахал на даче своих
родителей, в машине своего отца, в таких вот… уборных… грязных туалетах…
грязных шлюх… и глупых наивных девчонок… я презираю таких, как ты…
- Но сейчас я говорю искренне.
- Я знаю, - шепчет она.
- Клянусь, что говорю это в последний раз.
Она развернулась. Радужки ее глаз горели ярким золотым свечением. Он даже
раскрыл рот от такой красоты.
- Это… у тебя так возбуждение проявляется?
- Можно и так сказать, - продолжала она шептать. – Но я бы назвала это
«голодом».
