Люди выживали, потому что она убивала. И если для блага народа нужно бросать вызов самому Арзу, куда даже солнце боится заглядывать, значит, так тому и быть.
Иной раз, когда день стоял ясный, Зафира бинт Искандар невольно задумывалась о том, что она, верно, храбрее самого солнца. В другие дни она не могла дождаться, когда проклятие Арза наконец останется в прошлом, укоренив её на равнинах халифата, даамовом[1] снегу и всём, что там было.
День нынешний мало чем отличался, разве что оленьими рогами, беспрестанно царапающими ладони. Зафира, выбравшись из треклятой лесной глуши, притворилась, что вздохнула не по вине глубоко засевшего страха, а от удовлетворения выполненной задачей. Утреннее солнце приветливо расцеловало её щёки.
«И тебе marhaba[2], трусливое светило».
Халифат Деменхур славился чахлым солнечным светом, ибо небесная звезда не ведала, что делать со снегом, который должен быть песком.
Впереди раскинулось белоснежное море, гладкое и чистое, но, вопреки онемевшим от холода пальцам и носу, одинокое сердце Зафиры ненадолго преисполнилось радостью. В халифате, где подвиги женщин грозили обратиться против них же, притворяться мужчиной было непросто – тем более обладательнице женской фигуры, женского голоса и женской походки.
Выпуская в морозный воздух горячий пар дыхания, Зафира тащила тушу оленя, оставляя за собой жуткий багровый след. В воздухе витали надежды; в лесном покрове и шёпоте листьев таилось спокойствие.
«Не во мне тут и дело», – утешила себя Зафира, когда без всякого предупреждения наведалась тревога. Грядущая свадьба вызывала в душе целый калейдоскоп эмоций.
От гниющего ствола, к которому Зафира привязала Сахара, донеслось приветливое ржание. Белоснежный жеребец практически сливался с такой же снежно-белой накидкой. Пока девушка привязывала добычу к седлу, Сахар оставался непоколебимым и таким же милым, как и дарованное ему имя.
– Удачно поохотились, – похвалила Зафира коня, который ничем не помогал, после чего вспрыгнула ему на спину.
Не реагируя, Сахар пристально глядел вдаль на просторы Арза, как будто из самых глубин вот-вот выскочит ифрит[3] и проглотит его целиком.
– Трус, – с улыбкой на немеющих губах обронила Зафира.
Так или иначе, когда дело касалось Арза, никто не славился храбростью. Каждый из пяти халифатов, образующих Аравию, страшился обступающего их леса. Все они одинаково трепетали перед проклятием, которое легло на их земли непомерным грузом и напрочь лишило волшебства. Баба[4] учил Зафиру не бояться Арза, убеждая, что во многих смыслах тот ничем не отличается от обычного леса. Баба наказывал дочери извлекать пользу из даров Арза, полагая, что Зафира сумеет его приручить. Увы, Арз не подчинялся Зафире. Никому не подчинялся.
Гибель отца – прямое тому доказательство.
Зафира, выведя коня из леса, направилась к поляне, в глубь Деменхура. Арз, однако, из раза в раз требовал последнего взгляда, поэтому Зафира остановилась и напоследок обернулась.
Проклятый лес глядел в ответ. Дышал. Тощие деревья, окутанные клубящейся тенью, тянулись к ней искривлёнными ветвями словно пальцами.
Ходила молва, что Арз поедает людей, как стервятники питаются падалью. И всё же, вопреки слухам, Зафира возвращалась туда день за днём, охота за охотой. Она прекрасно понимала, что каждая вылазка может стать последней, и, пусть клялась, что не трусит, всё-таки страх потеряться в лесу сделался для неё одним из самых глубоких.
В то же время глубоко в душе Зафира упивалась охотой в самом сердце тьмы. Она ненавидела Арз. Она настолько его ненавидела, что в его отсутствие начинала тосковать.
– А-х-х, даамов Арз, сколько же можно тобой любоваться? – дрожащим голосом спросила Зафира. – Пора возвращаться, Сахар. Опоздаем к свадьбе – Ясмин снимет нам головы.
Сахар, как видно, особо не тревожился. Зафира, цокнув языком, подтолкнула коня вперёд, и по мере отдаления от Арза напряжение в его теле начало иссякать.
Спокойствие, впрочем, длилось недолго. Совсем скоро в воздух закралось тяжёлое ощущение чужого присутствия.
Крошечные волоски на шее Зафиры приподнялись. Всадница обернулась, бросила через плечо настороженный взгляд. Арз глядел в ответ, как будто затаив дыхание. Нет, не лес стал причиной тревоги. Нет, кто бы ни находился поблизости в Деменхуре, он имитировал тишину почти так же умело, как сама Зафира.
Почти.
Единственное, чего Зафира страшилась больше, чем потеряться на просторах Арза, – это попасться в руки человеку, который раскрыл бы её тайную личность. Доказал бы народу, что она не охотник, а семнадцатилетняя охотница, скрывающаяся под отцовским плащом с тяжёлым капюшоном. Случись подобное, её начнут сторониться, над её победами станут потешаться. Одна только мысль об этом заставила сердце Зафиры сжаться от ужаса и поневоле ускориться.
Вопреки настороженности Сахара, Зафира развернула его в сторону Арза и едва слышной на ветру командой отправила в галоп.
– Yalla![5] – настойчиво поторопила всадница жеребца.
Сахар, встряхнув гривой, без возражений бросился вскачь.
На подъезде к лесу тьма постепенно сгущалась. Странно, но при первых признаках смертельной опасности Зафира неизменно держала путь в сторону неизвестности.
Мороз кусал щёки Зафиры. Внезапно справа мелькнуло чёрное пятно; второе пронеслось слева. Лошади. Прикусив губу, девушка направила коня между ними и тотчас пригнулась, чтобы не врезаться головой в преграду.
– Qif![6] – раздался вопль.
Но какой дурак стал бы повиноваться?
Разве что Сахар. Он резко застыл на границе Арза, дёрнув Зафиру в седле. Вот она, пощёчина. Напоминание, что он никогда не осмелится приблизиться. Запахи древесины и кислой гнили в одночасье обострили все притуплённые холодом чувства.
– Laa[7]. Laa. Давай же. Только не сейчас, трус! – прошипела Зафира.
Сахар кивнул, вот только с места не сдвинулся. С замиранием сердца Зафира глядела в приглушённую мглу. Арз – не то место, к которому можно повернуться спиной; не то место, где позволительно попадать впросак и…
С руганью на устах Зафира развернула коня, не обращая внимания на его протесты.
Завывал ветер, промозглый и резкий. В страхе Зафире чудилось, будто Арз дышит ей в спину. Но секунду спустя она заметила в четырёх шагах двух фыркающих лошадей. Могучие тела скакунов покрывали кольчуги и накидки, чёрные, как ночное небо.
Боевые лошади.
Таких разводили в одном-единственном месте: соседнем халифате Сарасин.
