– Алиса? – окликает меня строгий мужской голос, когда-то будоражащий до мурашек. Сейчас же вызывающий жуткий страх, несмотря на колко стучащее сердце от мысли что он пришел сюда.
– Стас? – его имя на моих губах обжигает и приносит боль, как и год назад.
Разворачиваюсь и сталкиваюсь с темным взглядом, пронизывающим меня насквозь, но оставляющим в душе ветер пустоты и боли.
– Что ты тут делаешь?
Нервно поправляю сумочку на плече, словно это поможет выглядеть не такой уставшей после бессонной ночной смены.
– Есть разговор, ты меня не пригласишь? – спускается со ступеней лестничного пролета ведущего на верхний этаж и подходит все ближе.
– Нет. Нам не о чем говорить с тобой.
Пячусь к двери квартиры, стараясь делать это незаметно. Если он пришел за дочерью, то я так просто не сдамся.
– Уверена? – вторгается в личное пространство, уменьшая его до молекулы. Нависает так, что я вновь ощущаю себя маленькой, какой всегда была рядом с ним. Но с этим чувством еще было и ощущение защищенности.
Вот только сейчас все это моя фантазия. Сейчас он моя опасность.
Я знала его как бизнесмена. Видела его сосредоточенность и желание заниматься этим делом. Я видела его как парня, который добивается девушку и того, кто, кажется, был влюблен. Я думала видела все его стороны. Но с ним как с человеком, который яро ненавидит я знакома не была. Видимо пришло время.
– Стас, что за игры? Ты пришел спустя год, для чего? – хватаюсь за ручку двери, когда он загоняет меня в ловушку выставленных рук по обеим сторонам от меня.
– Не веди себя глупо. Думаешь я не знаю о нем?
Его слова не так сильно удивляют, как… равнодушие. Холодный голос, и такой же тон, ровный и устрашающий.
– Но… О нем? Я родила дочь, Стас. Это она.
Его взгляд ненадолго теплеет, но после мне кажется, что это была моя фантазия не более.
– Я не имею понятия, кого ты там родила, поэтому говорю просто о ребенке. И поверь не планирую отнимать или претендовать на то, что имеет ко мне весьма сомнительное отношение.
Знаю, что он имеет право на злость и обиду. Что может сомневаться. Но понимание того, что он так отзывается о своей малышке коробит и еще сильней ударяет по моему сердцу. Но я не стану его переубеждать. Она была и останется лишь моей дочкой.
– Так мы можем поговорить?
– Говори. Внутрь я тебя не пропущу, – встаю в позу, не очень-то воинственную, но все же.
– Алиса, не зли меня. Я пришел сюда не для того, чтобы выслушивать твои капризы. Это время давно прошло. А теперь открой чертову дверь, – он злился. Таким я не видела Стаса Багрова кажется никогда. Не со мной.
– Значит, ты не за ней… пришел?
– Хочешь, чтобы я повторил еще раз? – опускается на уровень с моим лицом и проговаривает по слогам мерзкие и ужасные слова. – Она. Мне. Не. Нужна. Так лучше?
Реагирую моментально. Потому что никому не позволю так говорить о моей девочке. Пренебрегать. Да, я боюсь того, что он может ее забрать, но вот так открыто не позволю.
Делаю замах, но ладонь не доходит до цели. Мужчина ловит руку и пригвождает меня к стене.
– Не смей даже пытаться еще раз такое провернуть, Алиса. После того, что ты сделала… – проговаривает сквозь зубы и со злостью отступает от меня, словно ему противно быть рядом.
Выжидательно смотрит, будто ждет от меня хотя бы слово. Но я упорно молчу.
Однажды я была слишком громкой и в итоге стала причиной всех бед, которые свалились на голову моей семьи.
Больше не позволю страдать другим. Из-за меня.
Устало выдыхаю, потому что впереди забота о сестре и дочери, у меня нет времени даже на эти разговоры. Но я знаю одно – он не уйдет пока не скажет все что хотел.
Открываю хлипкую дверь, ничуть не стесняясь обстановки. В квартире тишина, значит все спят еще.
Быстро скидываю тонкую куртку и кеды, и так же бесшумно ступаю дальше.
Прохожу по узкому коридору и жду, когда он войдет в пространство маленькой кухни, чтобы закрыть дверь.
– Пожалуйста говори быстрей, я устала, а у меня ещё много дел, – облокачиваюсь на низкий подоконник, он же стоит в центре и осматривается.
Представляю, что он думает. Привыкший к роскоши мужчина, очутившийся в бедной квартирке.
– Много дел говоришь? Словно это ты руководишь многомиллионной компанией, – насмехаясь произносит свои колкие фразы.
Ну, конечно. Что еще он мог сказать.
– Нет, Стас. Я работаю на двух работах, а в промежутках сижу дома с маленькой дочерью и сестрой инвалидом, в надежде накопить ей на операцию. Так что если тебе больше не о чем говорить кроме как рассуждать о сложности зарабатывать миллионы или на хлеб наскрести, то пожалуйста уходи. Мне нужно приготовить завтрак семье, а после ждёт ещё куча всего: стирка, глажка, уборка, сцеживание молока и процедуры с сестрой. А затем, когда стукнет пять вечера на часах я снова уйду на работу. И среди этого всего мне нужно выцепить хотя бы пять минут сна в сумасшедшем дне, потому что не сомкнула глаз за всю ночь. Но ты и беседы с тобой в мои планы никак не входят.
Он рассматривает меня очень пристально. Я знаю, что впалые щеки и синяки под глазами давно стёрли с моего лица ту беззаботную девчонку, какой я была год назад. Но мне не за что стыдится. Я готова и дальше пахать, главное, чтобы это было не напрасно.
– Как удивительна жизнь, Алиса, – философски заявляет мужчина. – Ты уходила от меня к богатому козлу Егорову, а в итоге перебралась на окраину города в двушку с ремонтом из семидесятых.
Горло саднит от сдерживаемых слез. Но это не потому, что услышала всю эту грязь. Его слова меня больше не ранят.
Не так давно я поняла, что в жизни есть более болезненные и важные вещи чем расставание с парнем или отчисление из института.
Я хочу орать и выть от того, что я и мама бьемся как можем каждый день, но в итоге остаёмся на месте. Нет совершенно движения вперед. Но мы рады что хотя бы не назад. Все до последнего деньги мы откладываем на операцию Ане и немедленную реабилитацию. Нам дали примерно год на сбор денег.
Дочка совсем крошечная. Ей нет трёх месяцев даже. И я проклинаю каждый раз себя уходя на работу, оставляя ее без моего внимания. Хорошо хоть есть молоко, иначе на смеси мы бы тратили слишком много денег, что непозволительно для нас.
Вспомнила о молоке и грудь закололо, а ткань футболки стала намокать сразу с обеих сторон.
Быстро поворачиваюсь от мужчины, схватив тонкую разрезанную на куски пеленку специально для этого предназначенную и засовываю ее под бюстгальтер.
Вот отчего я плачу иногда, хоть и позволяю себе это не часто. А он пришёл и смеётся, мерзавец. Смотрю на него и не понимаю каким образом я позволила ему войти в мое сердце.
Возможно, мой поступок в прошлом сделал его таким циничным. Может он умело скрывал свое нутро каждый день и выставлял свою хорошую сторону напоказ. Я не знаю. Но сейчас я, глядя на этого мужчину тихо его ненавижу, даже в чем-то презираю.
