1. Пролог.
- Ты уходишь? – напряженно слежу за тем, как Амтомас накидывает на широкие плечи рубашку из темного шелка. Она идеально гармонирует с его черными, как смоль, волосами, упавшими на рельефную спину.
Любимый убирает их выверенным движением и принимается натягивать кожаные брюки, прикрывая от моего горящего восхищением взгляда сильные ноги и по-мужски узкие бедра.
- Не останешься? – голос предательски дрожит, но я упорно отгоняю от себя пугающие мысли и стараюсь казаться непринужденной.
Увы, все мои попытки держать лицо смывает презрением, льющимся из темного взора. Амтомас бросает на меня насмешливый взгляд, в котором сквозит понимание. И снисходительность, уничтожающая остатки гордости. Я съеживаюсь под этим холодным блеском, что мерцает в черных безднах напротив и сильнее сжимаю край простыни, которой продолжаю прикрывать грудь.
- Ну же, - усмехается вдруг Амтомас. – Смелее. Можешь уже просить, чтоб я остался, - высокомерно «позволяет» он мне.
- Что? – растерянно шепчу, ощущая во рту и в носу покалывающие предвестники слез.
«Почему их называют солёными? – мелькает в путающемся сознании. – Я чувствую лишь горечь. Она скапливается под языком и давит. Ждет подтверждения моих страшных догадок о намерениях Амтомаса, чтобы прыснуть наружу позорным рыданием».
- Ладно, не стоит, - будто сжалившись надо мной, отмахивается Двуликий брюнет. – Всё равно тебе нечем больше удивить меня. Так что могу и заранее сказать, что никакими способами или жалостливыми уговорами тебе не удастся вынудить меня задержаться.
«Задержаться», - повторяю про себя, заторможенно хлопая на него глазами.
Он не сказал «остаться». А только «задержаться». То есть отношения между нами вообще не рассматриваются.
Максимум, на что я могла бы рассчитывать, это более продолжительное… «общение», - кидаю опустошенный взгляд на смятую постель, пытаясь втолкнуть в себя это осознание.
Меня бросают.
Прямо сейчас. Сразу после нашей первой же ночи, которой я грезила, как волшебством. Ждала, как начала бесконечного счастья, что должно было окутать нас с любимым и унести к звездам. А тут…
Он уходит от меня.
Это даже разрывом отношений не назовешь. Ведь о каких отношениях может идти речь, если был всего лишь раз, который… Который Амтомаса, видимо, совсем не устроил. Иначе он бы хотя бы пожелал «задержаться»… Разве нет?
«Почему он еще здесь? Тянет время, чтобы вдоволь напитаться моим унижением? Ну да. Иного удовольствия я ему, по всей видимости, доставить не сумела», - перевожу раздавленный взор к ногам того, кого любила всей душой. Ради которого готова была на что угодно. Потребуй он вырвать себе сердце и подарить ему, я бы и это сумела как-нибудь устроить. Ведь я отныне Асина! Младшая дочь древнего рода Платиновых вервольфов.
Но ему моё обливающееся кровью сердце оказалось ни к чему. Амтомас равнодушно отшвырнул его, едва опробовав вкус моей любви.
И мне чудится, что если продолжу вот так смотреть на его начищенные ботинки, то увижу, как истошно бьется в агонии сердце, покинувшее мою опустошенную грудь. Будто Амтомас вот-вот наступит на него и раздавит, слегка поморщившись в брезгливости.
Лишь поэтому я собираю волю в кулак и поднимаю глаза к его красивому чуть смуглому лицу с волевым подбородком. Замираю, готовясь наткнуться на холод в его темно-карих радужках, которые еще недавно виделись мне опаляющими солнцами. Но он не смотрит на меня.
Амтомасу отныне безразлично не только моё тело. Ему даже своим триумфом насладиться лень. Как сытый хищник, он неторопливо завершает свой туалет. Отточенными движениями прикрепляет именное оружие к ремню, застегивает пуговицы на вороте, проверяет манжеты и, заметив непорядок, недовольно дергает кончик рукава.
В намерении проверить, не забыл ли чего, скользит по комнате миндалевидными глазами, вызывавшими во мне жаркий трепет. Нечаянно спотыкается взором об меня и, окинув пренебрежением, произносит:
- Ну что ты так смотришь? Еще немного, и я поверю в искренность твоего недоумения, - хмыкает он.
Его слова словно выковыривают меня из глубокого сна. Фокусирую на нем расплывающийся от малодушной влаги взгляд и выдавливаю из осипшего горла ответ:
- А я должна была… предвидеть твой… поступок?
- Ты же взрослая девочка и должна была понимать, что этим, - сыто потягивается он, очерчивая в воздухе линии моей трясущейся от негодования фигурки, - меня не впечатлить. И уж тем более не удержать.
- Что же ты заранее об этом не предупредил? – прорывается во мне, наконец, еще и справедливый гнев.
- Думал, ты и сама догадываешься, - ничуть не смущается Амтомас. – В любом случае, можешь считать произошедшее утешительным подарком перед разлукой.
2. Главы 1.
«Считай подарком», - буравили эти слово еще долго мои пульсирующие виски, напоминая Его желчную улыбку и насмешливые глаза, которые так хочется забыть.
Только вот в моей ситуации это непосильная задача. Ведь дело даже не в том, что я вынуждена собирать себя по осколкам. Острым, ранящим, поблескивающим совершёнными ошибками и воспоминаниями, в которые мечтается вернуться. Вернуться и переделать! Перекроить прошлое. Исправить допущенные промахи так, чтобы всё пошло по иному сценарию. Или чтобы всего случившегося не было совсем.
Однако все эти колючие, бессмысленные переживания, через которые проходили миллионы до меня и будут после – ничто по сравнению с моими реальными проблемами.
Вот почему спустя недели я всё так же время от времени лежу без сна, бесцельно созерцая потолок. Потому что трудно заснуть с поруганной честью, но еще сложнее сделать это, когда ты отдала на попрание не свою, а чужую.
Вверенную тебе историю. Имя и судьбу другой девушки, чьё место ты невообразимом образом однажды заняла.
Итак, давайте знакомиться… по-настоящему.
Я Ася.
Или…
Многообещающий ординатор центральной городской клиники. До должности без обещаний я так и не доросла, хотя именно этот прорыв в карьере мне и светил, если бы не одно «но». В день моего предполагаемого назначения в отделение интенсивной терапии у меня случился нервный срыв. Ну, или нечто похуже... Сказались бессонные ночи и бесконечные дежурства, наверное. Либо что-то еще.
Как бы там ни было, я, отработав 23 часов практически без сна, присела за стол в ординаторской. Тихо тикали круглые настенные часы, придающие еще более скорбный вид белой штукатурке. Мигали лампы искусственного освещения, превращающие безлюдное сейчас помещение в отличный кинопавильон для ужастиков. И я на минутку прикрыла глаза. Эм-м… минутка продлилась… длится по сей день. И не спешит заканчиваться вот уже который год.
Сначала меня накрыла темнота. И я не сразу поняла, отключилась ли я сама или снова вырубило свет, как это периодически происходило.
