Ксения Смирнова ехала в гости туда, где ещё год назад чувствовала себя хозяйкой. Пансионат «Лесной» на берегу Финского залива, когда-то огромный, полный загадок, притаившихся за каменными углами, а теперь знакомый до последней щёлки в паркете тренировочного зала. До последней розовой бегонии на подоконнике столовой. До последней тропинки в бору, отделяющем пляж от двухэтажных корпусов… И уж конечно, среди работников пансионата, не менявшихся из года в год, у Ксении были друзья и любимцы. Летние сборы танцевальной студии «Фонтан». Девять лет жизни связано с этой студией, девять прекрасных лет!
Давным-давно, увидев на экране соревнования по бальным танцам, Ксюша нацелила пальчик на нарядные пары и сказала маме: «Я тоже хочу, как они». То мгновение стало первым её воспоминанием: пары кружатся, кружатся, развеваются яркие платья, поднимая ветер… Она почувствовала этот ветер, стоя перед телевизором, – и ведь окно в комнате было закрыто! И потом целый день кружилась голова, а вокруг летали стены, двери, кусты на улице, и закончилось это большим синяком на попе. «Хочу, как они!..»
Через полгода Ксения уже занималась в клубе спортивного танца у тренеров Алины Александровны и Владимира Викторовича – тридцатилетних, ещё выступавших на конкурсах. Через год с небольшим она сама выиграла настоящий конкурс! Потом их было так много, что первый забылся, но полученная в тот день медаль на трёхцветной ленте до сих пор казалась ярче и дороже остальных. Она и тяжелее была, точно вправду сделана из золота.
В тренировочный лагерь Ксения впервые приехала в семь лет, а теперь ей было четырнадцать. За последний год она сама и всё вокруг неё изменилось. Родители встречали её после тренировок, снимали на плёнку соревнования, шили костюмы, оплачивали дорогие индивидуальные уроки, во многом отказывали себе, видя старания и успехи… но родителей больше нет: осенью они разбились на машине. Всегда ездили на дачу электричкой, а в тот день друзья вызвались подбросить, было по пути. И лишь волей случая: немного простыла, кашляла, – с ними не оказалось самой Ксении.
Первые месяцы после аварии напрочь выпали из жизни. Ксения не помнила, да и не хотела вспоминать, куда ходила всё это время, с кем говорила, о чём думала и думала ли вообще. Все дни и ночи были одинаково похожи на чёрный сон.
Проснувшись, она обнаружила, что живёт теперь у бабушки, на другом конце города, и учится в другой школе. У неё есть паспорт, с фотографии которого глядит незнакомое, худое, с плаксивым выражением лицо. К тому же она поняла, что растёт, как бамбуковый стебелёк. Она росла весь год: по последним июньским данным, вытянулась уже до ста восьмидесяти двух сантиметров, а стрелка весов не хотела прощаться с цифрой пятьдесят семь. Ещё пять килограмм Ксения себе накидывала в разговорах, но всё равно этого было мало.
Только в начале апреля она ощутила, что возвращается к полной жизни. Выйдя на улицу, впервые заметила, что новый район, который прежде казался дырой, по-своему красив. Он просторный: много деревьев, дворы с футбольное поле, девятиэтажные дома-корабли стоят на рейде геометрически строго… Зимой картина и вправду была унылой – но когда сойдёт снег и распустятся листья, здесь будет приятно жить! И весна не обманула, Авангардная улица стала цветной, запах сирени и шиповника долетел до пятого этажа. Ксения прогулялась по аллее, вдоль которой, как рассказывала бабушка, растёт девятьсот берёз – по числу блокадных дней. Когда-то в этом месте проходила линия Блокады. Ксения попробовала сосчитать их и сбилась: игравшие на траве мальчишки упустили ей под ноги футбольный мяч. Она ударила его носком, и вратарь, подставив ладони, ойкнул от изумления: надо же, как сильно! Ну, так и ноги длинные, есть чем размахнуться.
В мае одноклассница пригласила её на день рождения, и Ксения заново познакомилась с уже привычными ребятами. Да и прежние, оставшиеся на правом берегу Невы, не забывали, звонили хотя бы раз в месяц… Вот только ни старые, ни новые друзья, ни даже бабушка – никто не мог повернуть время назад. Чтобы не было того несчастного сентября. Чтобы не просыпаться ночами, не плакать от страха, жалости, одиночества… и даже непонятно, отчего ещё.
О танцах Ксения запрещала себе и думать: одно расстройство от этих мыслей. Во-первых, очень далеко ездить в родной клуб – а другие были ей не нужны; а вовторых, для серьёзных нагрузок не хватало здоровья. Она пробовала дома делать несложные движения: год назад они были разминкой, а теперь от них ныла спина, дрожали колени, и сердце билось мелко и часто у самого горла. Олег, единственный за все годы партнёр, обещал вырасти и вернуться по первому звонку – но он с начала сезона занимался в другой студии, с неизвестной Ксении девочкой. Ребята из «Фонтана» поначалу звали назад, но, поняв её состояние, оставили в покое. А у неё до сих пор учащалось дыхание и по-особому блестели глаза – зеркало не соврёт, – когда подходило время тренировки.
Чем ближе к лету, тем хуже получалось не думать о танцах. Воспоминания просачивались – по капле, по какой-нибудь маленькой подробности – и так преломлялись воображением, что любой эпизод из прошлого становился сказочным.
Были сказочные занятия. Четыре вечера в неделю (а пятый – во Дворце Творчества Юных) ребята из клуба «Фонтан» собирались возле актового зала средней школы, одной из многих на Ржевке. В тесном, полутёмном коридоре разувались, на цыпочках проходили в зал с зеркалами, паркетом, громадным двухкассетным «Шарпом» на столе. Крались вдоль завешенных окон, держа в руках кроссовки и сапоги. Тренер, Владимир Викторович Бауэр, взглядом отвечал на приветствия, на ощупь выбирая из коробки нужную музыку.
Ребята поднимались на сцену – там были места для переодевания, разделённые складчатой портьерой. Каждого можно было узнать не глядя, по шороху отодвигаемого занавеса. В зале уже звучали первые аккорды, и протяжный, чуть носовой голос тренера объявлял: «Профессионалы разминаются сами. Начинаем с медленного вальса», – а затем слово брал мистер Энди Уильямс:
When we played our charade,
We were like children posing…
Ксения тихо подпевала, спускаясь в зал, и Олег, настоящий рыцарь, протягивал ей руку. Через десять минут они, конечно, поссорятся из-за ерунды, – но Владимир Викторович подойдёт, помирит, объяснит непонятное, и завтра всё повторится: музыка, ступеньки, пробор в тёмных волосах партнёра – до того аккуратных, что так и хочется растрепать. И синхронные движения всех ребят в зеркале – настройка, придуманная тренером: «два, три, ча-чараз!» – повернулись! замерли! И кто-то загорелый с яркими глазами, острыми коленями, в новеньком оранжевом платье: да, это я, будем знакомы…
