Нижний ярус башни старинного нормандского замка, переделанный ныне в кордегардию, готовился стать сценой революционного военного трибунала. Двое жандармов из команды полевой жандармерии внесли стол, сбитый их сосновых досок, три соломенных стула – для судей, грубо сколоченный высокий табурет – для подсудимого, и еще два табурета пониже – для комиссара-аудитора и для секретаря суда. Из раздобытой тут же в замке портьеры соорудили красную бархатную скатерть. Капрал, назначенный секретарем, разложил на столе палочку красного сургуча, медную печать республики, две чернильницы, папки с чистой бумагой и два больших развернутых печатных листа. Оба листа не предвещали подсудимому ничего хорошего.
Полковой каптенармус с солдатами внесли знамя батальона и еще несколько трехцветных полотен, обычно игравших роль боевых значков. Напротив стула судьи была дверь в темницу, охраняемая скучающим караульным жандармом. За несколько минут до полудня одинокого караульного у тюремной двери сменили два жандарма в начищенных до блеска касках, с саблями наголо. Зала преобразилась и приобрела некоторую мрачную торжественность.
Вошел депутат Симурден. Он был в шляпе с трехцветной кокардой, с саблей на боку и двумя пистолетами за поясом. Щелкнув крышкой часов, он окинул взглядом залу и кивнул, видимо, оставшись довольным. Тут же к нему подошел жандармский офицер и представился:
– Гражданин комиссар Комитета общественного спасения! Командир роты полевой жандармерии лейтенант Дегре. Докладываю: капитан Гешан, исправляющий должность заместителя командира бригады, прибыть в суд не сможет.
Депутат проскрежетал противным металлическим голосом:
– Что значит не сможет? Он назначен судьей по делу Лантенака! Он не может уклониться от своего революционного долга! Доставьте его хоть силой, под конвоем! Возьмите двух жандармов! Если откажется, я его самого отправлю на гильотину.
Лейтенант приблизился к депутату и понизил голос до полушепота:
– Право, не стоит, гражданин комиссар! Капитан Гешан люто страдает от кишечного расстройства. Наверное, объелся незрелыми сливами. Безвылазно сидит в нужнике, заседать все равно не сможет: превратит судебную церемонию в фарс на радость маркизу Лантенаку. Извольте лучше назначить другого судью от лица офицеров.
– Тогда срочно доставьте мне любого другого офицера! – проскрежетал Симурден.
– Что значит, любого? – удивился лейтенант. – Извольте точно указать имя и звание.
– Откуда я знаю их имена? – в свою очередь удивился Симурден. – Спросите у Говэна: он их командир, пусть назначит любого.
Лейтенант выговорил депутату с такой резкостью, с которой, должно быть, никто не смел разговаривать с тем прежде:
– Гражданин комиссар, во-первых, назначить судью можете только вы. Во-вторых, напоминаю, вы сами отстранили Говэна от принятия решений по делу Лантенака. В-третьих, самого Говэна с утра ищут и не могут нигде найти, а уже почти полдень. Бригада осталась без командира, если не считать сидящего в нужнике Гешана. Спросить не с кого.
Симурден недобро взглянул на лейтенанта. Его губы чуть скривила полуулыбка:
– В таком случае вы, да, именно вы сами и будете судьей.
– Я? – в голосе лейтенанта послышалась искреннее недоумение.
– Да, вы! Назначаю вас! – решительно приказал Симурден. – Вы знакомы с обстоятельствами дела?
– Так точно, гражданин комиссар! – подобрался лейтенант.
– Вы знаете, кто такой маркиз Лантенак, и как он опасен?
– Так точно, гражданин комиссар! Матерый зверь. Враг республики. Продался англичанам, значит, враг Франции. Вандейский сепаратист. Смерть такому!
– Тогда вы сумеете правильно проголосовать, – Симурден едва заметно смягчил голос, – но не будет ли у вас колебаний морального свойства? Он все-таки накануне спас троих детей из пожара.
– Никаких колебаний, гражданин комиссар! – бодро отрапортовал лейтенант, – Будьте уверены, проголосую правильно! Лантенаку – смерть!
Симурден понизил голос, глядя на наполняющую кордегардию публику, сплошь состоящую из солдат, и почти доверительно сообщил:
– У меня, признаюсь, вызывает некоторое опасение, правильно ли проголосует сержант Радуб. Но назначить вчера другого судью от унтер-офицеров было чревато недовольством солдатской массы. Все-таки, он был героем дня.
–Не извольте беспокоиться, гражданин комиссар, – уверил его лейтенант, – два голоса всегда перевесят один.
В зале появился сержант Радуб с головой, обвязанной кровавым платком под шляпой. Все солдаты уважительно расступились перед ним. Радуб строевым шагом подошел к депутату и лейтенанту и остановился перед ними молча, не поднося руку к шляпе. Депутат чуть наклонил в ответ голову, лейтенант отдал честь. Симурден проскрежетал, чтобы судьи занимали свои места, и сам первым уселся на центральный стул. Слева от него сел Радуб, справа – Дегре. По торцам стола расположились капрал – секретарь суда – и комиссар-аудитор – полковой каптенармус. Пока в зал набивалась публика, Симурден успел написать и отправить с вестовым депешу. Лейтенант краем глаза углядел написанные слова: «Лантенак взят. Завтра он будет казнен».
Закончив писать, Симурдэн громко скомандовал, скрежещущим голосом:
– Откройте темницу.
Эхом его голосу заскрежетала тюремная дверь: оба жандарма, отодвинув засов, отправились за арестованным. Симурдэн, следуя примеру судей революционных трибуналов, принял характерную позу: вскинул голову, сложил на груди руки и, глядя на дверь, проскрипел:
– Введите арестованного.
Под сводом открытой двери между жандармами вместо ожидаемого всеми маркиза Лантенака появился командир бригады охраны побережья Говэн.
***
Никаких сомнений не было. Говэн сам сразу во всем признался: он выпустил из темницы Лантенака и теперь спокойно просил у судей для себя смерти за свой поступок. Судейский стол охватила внезапная немота. Солдаты в зале тревожно роптали: они так и знали, что бывший аристократ непременно даст уйти другому аристократу, мол, рука руку моет. Они внезапно уверились, что уже давно подозревали в Говэне врага народа. Так всегда: одни проливают кровь, берут в плен вражеских командиров, а другие – свои же – тайные враги народа – их выпускают. Про вчерашний героический поступок Лантенака многие как-то сразу забыли. Назревал мятеж.
Положение спас Симурден. Он скомандовал жандармам усадить на табурет нового обвиняемого и повел судебное заседание уже в отношении Говэна. Солдаты в зале притихли. Говэн оказался сущим подарком для обвинения. Он ничего не отрицал, сам признал свою вину. Комиссар-аудитор зачитал декрет Конвента и приказ самого Говэна. По обеим бумагам Говэну выходила смертная казнь. Симурден призвал соблюсти закон и объявил голосование судей, которое уже представлялось простой формальностью. Симурден кинул взгляд направо.
