В детстве я очень любил слушать воспоминания отца и деда о временах их молодости, о войне, мне были интересны события и люди, о которых шла речь. Со временем эти рассказы возникали в моей голове в виде образов, которые мог видеть только я.
Проходили годы, ушёл из жизни мой дед, Дмитрий Сергеевич, человек с нелёгкой судьбой, прошедший две войны. Отец, который стал вести записи о былых временах, говорил о том, что обязательно надо всё записывать, а то забудутся имена людей, которые прошли с ним по жизни рядом, их судьбы, события прошлых лет.
И вот, нет отца. В столе лежат его записи, написанные красивым подчерком, характерным людям его времени. Пред своей смертью, отец просил меня сохранить эти записи, как память, которая связывает нас с прошлым и которая должна быть передана потомкам.
Я несколько раз перечитывал записи отца. Как в детстве у меня возникали образы, навеянные прочитанным, и я взялся за «перо».
Этот сборник объединяет несколько рассказов и повестей, охватывающих период с 1931 по 1946 года. Читатель вместе с героями переживёт довоенные годы на юге Урала и в Северном Казахстане. Ему придётся пройти с восьмилетним мальчиком, в голодную зиму 1932 года, по дворам, прося милостыню, встретить первый день Великой Отечественной войны, провести несколько месяцев в госпитале, глазами солдата увидеть войну. Со слезами на глазах, читатель, встретит день 9 мая 1945 года и съездит в полный приключений первый в жизни отпуск.
Наша память не даст забыть кто мы.
К дому подъехала черная легковая машина «воронок». Вошли двое военных, уточнили, кто здесь живет, и представились сотрудниками ГПУ. Хозяйку дома попросили вывести из дома старших детей и приступили к обыску. Паша, напуганная прибытием таких «гостей», безропотно показывала свое небогатое хозяйство. Приехавшие осмотрели имущество, перелистали стопку тетрадей и служебных бланков на столе, ничего не найдя уехали.
В этот вечер Дмитрий не пришел домой, измученная ожиданием Паша не знала что подумать. Однако муж не пришел и на следующий день.
– Паша, что случилось? – спрашивала соседка. – Что за люди к тебе приезжали вчера?
– Не знаю, – грустно ответила уставшая женщина, села и заплакала. – Из ГПУ приезжали, обыск в доме был. Ничего не говорят. Где Митя, не знаю.
– Поезжай в город.
– Да, Настя, я так завтра и сделаю. Присмотришь за детишками?
– Конечно, конечно. Не волнуйся.
На следующий день Паша пошла по районным инстанциям, пытаясь выяснить судьбу мужа, но никто толком ничего не сказал. Не знали в маслопроме, не знали и в райисполкоме, а в райкоме партии посоветовали обратиться в ГПУ. Она пошла в это красное двухэтажное здание на углу площади, обратилась к дежурному и, сдерживая рыдания, рассказала, что второй день как пропал её муж. Дежурный налил стакан воды, подал его Паше.
– Успокойтесь, я сейчас всё выясню.
Он зашел на несколько минут в соседнюю комнату.
– Ну вот, всё понятно, – улыбаясь, проговорил дежурный. – Ваш муж сейчас занят, а как только освободится, сразу же придёт домой. Ступайте.
Взяв Пашу под локоть, он практически выпроводил её из здания ГПУ. Для неё стало ясно, что Дмитрий сидит здесь, а вот за что посадили – неизвестно. Может быть случилось что-то на работе, но тогда бы она знала. Скорее всего, донос, ведь за последнее время этот метод стал часто практиковаться. Кому-то неугоден человек, раз на него анонимку, смотришь, и нет этого человека на свободе.
Дома соседка вместе с детьми встретила Пашу.
– А где папа? – спросил старший сын.
– В доме на углу, – отвечала мать, не зная как ответить по-другому.
Потянулась неделя, за ней другая, а Дмитрия по-прежнему не отпускали.
Прошло еще с десяток дней томительного ожидания, и вот, под вечер, появился Дмитрий Сергеевич. Паша так и ахнула, увидев его. Выглядел он худющим, заросшим большой щетиной, на висках засеребрилась седина. Был угрюм и неразговорчив, на вопросы жены и детей отвечал односложно. В следующие два дня куда-то молча уходил, возвращался ещё мрачнее. Паша, набравшись духу, спросила:
– Митя, что делать-то будем?
– Собирайся! С должности сняли, из партии выгнали. Уедем отсюда, смотреть ни на кого не могу, – не поднимая головы, отрывисто бросил Дмитрий.
Так закончилась деятельность Дмитрия в должности начальника маслопрома Пономаревского района. На партийном собрании никто не выступил в его защиту, а Дмитрий и сам не понимал, в чём его вина. С дружками после работы часто в пивную ходил, это да, было. Любил шумные компании, а там, разговоры разного толка, анекдоты, шутки.
– Вот и дошутились, – сам себе ответил Дмитрий на свой же немой вопрос.
Стояли последние дни августа 1931 года, когда приехали на станцию Казалинск. Был еще непоздний вечер, хотя солнце уже уходило за горизонт. Прохладно, неприветливо, кругом не убрано, не ухожено. На немощеных улицах, выходивших к железнодорожной станции невысокие саманные домики, многие из них с выбитыми стеклами. Гулял слабый ветерок, таская взад-вперед валявшийся мусор. Настроение у жены резко упало, видя такой дискомфорт, дети сбились в кучку, молча наблюдали невеселую картину. И как тут веселиться, когда у Паши на руках шестимесячная Роза, рядом трехлетний Саша и шестилетка Витя, да и ещё верный пёс Ермак.
– Митя, – робким тихим голосом обратилась Паша к мужу, – как жить-то будем?
– Проживём! Пошли за мной.
Так и жили. Дмитрий работал на приёмке спецгрузов, а Паша, целыми днями в саманке с детьми.
В марте 1932 года Дмитрия Сергеевича с семьёй из Казалинска срочно перевели на станцию Терень-Узяк. Только обустроились на новом месте, а в апреле его уже переводят в другое, и семья оказывается на малюсенькой станции Керкелмес.
Это был заброшенный богом и людьми уголок Средней Азии. И понятно, здесь из европейцев долго никто не задерживался. Условия жизни были крайне тяжелые. На полустанке – всего два маленьких одноэтажных, кирпичных здания, принадлежащих железной дороге, а остальные жилища и постройки представляли собой глинобитные домишки с земляным полом и плоской крышей из камышовых связок. Другим видом жилищ были юрты.
Жили на полустанке в основном казахи и киргизы. Очень плохо было с питьевой водой. Вода привозная, и ту нельзя пить, не прокипятив. С раннего утра, у стоявшей на путях железнодорожной цистерны, выстраивалась цепочка людей с ведрами, бурдюками и другой посудой.
Кругом, насколько охватывал взгляд, виднелись однообразные песчаные дюны и ни одного деревца. В мае месяце дневная температура уже перевалила далеко за двадцать. На небе ни облачка, воздух без движения и только чуткий слух улавливает звук поющего песка на дюнах.
