Пролог
Вечер жил.
Он дышал, переливаясь огнями, которые отражались в темнеющей воде. Их сверкающая цепь извивалась вдоль берега и покачивалась, вторя движению волн. Ветер доносил из гавани обрывки песен.
В пустых закоулках крепости Старых ветров эти припевки хорошо слышно. Так выстроена крепость – голоса издалека долетают и блуждают потом в стенах. И единственный, кто был сегодня на Старых ветрах, от этих звуков вздрагивал и озирался – всё казалось, его окликают из-за угла. И самое ведь поганое, что не поймешь, кто зовет – тот, кто ушел, или кто следом явился…
– Ох, напринимался страху бедный Арвил, как только с ума не сошел! Вся душенька в пятках сидит, – бормотал под нос маленький старик, щуря колючие глазки. Острые уши, поросшие седыми волосами, задвигались. – Кто ж знал, что Серен перед смертью такое выкинет! А еще прынц… Такого бы прынца на ярмарке показывать! – старик захихикал, тряся сухоньким кулачком. – Мое зеркало разлетелось на осколки от одного его взгляда, дзинь! А потом… – Арвил прихлопнул рот ладонью. – Т-с-с! Не сейчас…
Знали старые мореходы, где строить – весь город как на ладони, далеко видать. И цепь корабельных огней в гавани, и как солнце за море уходит, и как с гор ночь ползет. Обычная ночь, и бояться нечего.
– Зато получил умный, чудненький Арвил за свой страх награду, – старик вытянул сжатый кулачок и с изумлением на него уставился. – Что это у тебя есть, а? Покажи, покажи, Арвил! Э нет, много будешь знать – скоро состаришься! Ну дай, – заюлил он снова, – хоть одним глазком!
Погримасничав вволю, старик разжал ладонь и двумя пальцами взял с нее перстень – скверный перстенек в кривой оправе с сероватым, точно запыленным камнем.
– Принцу он теперь ни к чему. Принц умер, а мертвецам украшения незачем… Мое!
Арвил крепко сжал ладонь. Ощупал себя, ища, куда бы запрятать перстень, полез под плащ и схватился за кожаный поясок. Тихонько зазвенело – на пояске болтались кошелек, чернильница с перьями и какая-то гремучая мелочь.
– Вот сюда припрячу, попробуй, найди…
Над головой пронзительно, тоскливо закричала чайка. Крик эхом скатился куда-то за угол, за Лоцманские ворота, и Старые ветра начали гонять его между башен и простенков. Арвил застыл, держа в руке конец пояска.
– Думаешь, чайка кричит? – прошептал он. – Нет-нет, это не чайка. Это он пожаловал, ходит теперь тут, осматривается… Вон, шаги слыхать. Пойду-ка от греха подальше, мне с ним встречи искать не стоит. А что, славно мне заплатят за разбитое зеркало? – и он визгливо засмеялся.
Последний луч солнца блеснул на глади залива и погас. Закат умирал.
Город погружался в ночную мглу.
Прошло без малого десять лет
Часть первая. Человек зеркал
I
Есть в Светломорье заповедные острова, на которых бывают лишь ветры-странники да редкие мореходы.
Эти острова спрятаны вдали от больших Архипелагов с шумными городами, разбросаны, как бусины, по синему шелку морских просторов. Не на каждой карте и разглядишь точку за сотни миль от торговых путей. А тот остров даже на карты нанесен не был. О нем просто знали те, кому положено было знать.
Когда-то само время, заглянув сюда, остановилось и пустило корни в каменистую землю, где они накрепко срослись с вековыми соснами. С тех пор здешняя жизнь не шла, а проплывала – как облака по небу в погожий день. Бури и шторма лихолетий проносились над островом, лишь слегка задевая крыльями верхушки деревьев и не нанося особого вреда. Правда, последние годы кроны исполинских сосен качались всё сильнее. А гости, которые появлялись в этих краях, приносили слухи один тревожнее другого: о пиратах, которых развелось полно в Светломорье, о мятежах, беспорядках и много еще о чем…
…В начале марта, когда холодные дожди ушли на север, а с востока подули теплые ветры, в гавани островка бросил якорь незнакомый корабль.
Стояло то чудное и таинственное время, когда год поворачивает с зимы на весну. В эту пору отмечают Ясные вечерницы – череду древних праздников, которые длятся до первой весенней грозы. Старое время, зимнее – смыкается с новым, а на границе крутит невидимые вихри, путает и скрещивает людские пути. Потому и случается то, чему случаться вроде бы и не должно.
Нынче вот был четверг-ветреник. В этот день ветры, как известно, дорог своих знать не хотят и летают, как вздумается. Шумят всюду гости с юга и запада, с гор и равнин, и кто умеет слушать ветры, узнает немало новостей. Но то больше чародеи, а мальчишка по имени Арвельд Сгарди учился другому. Чудного языка он не знал, и в шелесте ветвей ему слышалась только новая весна, полная надежд и точно самая лучшая.
Сгарди несся по каменистой тропе, перепрыгивая через ручьи и корневища сосен. За колодцем тропа заканчивалась – жилья поблизости от Горы уже не было. Крутой, почти отвесный склон покрывала россыпь из валунов, будто кто-то опрокинул между сосенками громадный мешок с камнями.
Ворона, качаясь на ветке, смотрела, как странный человек в три прыжка взобрался по опасной круче и тут же исчез на вершине. И ни деревца не задел.
Наверху Арвельд замедлил шаг. Сколько он набегал? Раз двадцать… Тогда всё, на сегодня хватит. Конечно, можно еще пару раз пробежаться, но жаль было времени – очень уж чудесный выдался денек.
Здесь было заметно холоднее, чем внизу. Пахло талым снегом, соснами и морем. И видна была вся Храмовая гряда – десяток островков-камешков, осколков больших земель между Северным и Лафийским архипелагами.
Не иначе, когда пращур всех рыболовов наделял детей землями, осталась у него горсть таких вот камней, которые и дарить неловко, так он размахнулся и бросил их в море: бери, кто захочет! Только никто не позарился. Незавидная была земля: горы, затянутые жесткими коврами хвойных лесов и продуваемые всеми ветрами, на самой окраине Светломорья. Так эти места с давних пор и звали – Шартэн-аэп-Келлах, «Пристанище на краю морей».
Угол глухой, а всё ж гости с Архипелагов наведывались, и довольно часто: что ни месяц, то стоял в заливе корабль. Иногда местному люду удавалось кой-чего вызнать о гостях, и в рыбачьем поселке пищи для пересудов хватало надолго. То старики-звездочеты по острову разгуливали, чародейки разные и колдуны – порой такого страхолюдного вида, что оторопь брала. Просто не приведи бог… Мореходы с дальних берегов – те, которые знали острова и страны Светломорья, как свои пять пальцев. Еще появлялись молчаливые, неприметно одетые люди, с бесшумной поступью и стальными глазами, которые ударом меча могли снести сосну.
Домыслов было много, а точно знали одно – гости приезжали в монастырь у Кедрового ручья.