Жрец забытого бога
Мистическая повесть
Прекрасен рассвет в Аризоне. Все живое просыпается, двигается, вдыхает утреннюю прохладу. Восток полыхает буйством красок. Над поверхностью Солт-Ривер поднимается легкий белый туман, сливаясь с дымком сигареты Ричи Сарандона, но ничто не радует его в это ясное утро. Одна мысль о том, что сегодня первый день съемок у модного голливудского режиссера Льюка Бассина, отравляла настроение молодого человека с того самого момента, как он открыл глаза. Лос-анджелесский умник задумал снять блокбастер с многообещающим названием «Легче колибри, ершистей кактуса». Ричи рассерженно затоптал сигарету каблуком ковбойского сапога. Бесполезно объяснять нацеленному на очередной «шедевр» мистеру Бассину, что колибри водятся только в Южной Америке. Ричи надел шлем, очки, перчатки, прыгнул в седло старого «Харлея» и понесся со скоростью ста миль на съемочную площадку, оборудованную в окрестностях Финикса. Его не радовало, что он может жить в собственном доме и ездить на съемки в столицу штата. Ричи нежно любил свой старый дом с красной черепичной крышей, арками, патио, верандами и высокими потолками. В нем всегда прохладно, что кажется чудом в жарком климате штата на границе с Мексикой. Дом, отделанный в стиле «исабелино», ставшем модным после удачного завершения Реконкисты, казался перенесенным на юго-запад Соединенных Штатов Америки прямо из садов Альгамбры. Этот дом из местного песчаника построил его предок-индеец для своей жены, знатной испанки. Род ее обосновался в Калифорнии в середине шестнадцатого века.
Размышляя об истории своей семьи, Ричи въехал на стоянку, выключил мотоцикл, повесил шлем на руль, кинул в него очки, перчатки и со скучающим видом отправился на поиски режиссера. Если бы Ричи жил во времена Байрона, он бы идеально подошел на роль его демонического героя – Манфреда, Гяура, Корсара – то же выражение холодной пресыщенности на красивом лице, ничего не выражающие глаза, походка и стать лорда.
– Хэлло, ребята, где наш знаменитый босс? – осведомился Ричи. Небрежно помахав рукой съемочной группе в ответ на сумбурные объяснения, он увидел щуплую фигуру режиссера в кресле у съемочной площадки, кивком приветствовал его и замер, прислонившись бедром к стене.
– Привет, Ричи, – отозвался Льюк. – Познакомься – Саманта Гловер – твоя партнерша.
Ничего не выражающие топазовые глаза скользнули по хрупкой фигурке и ушли в сторону, но бархатный голос промурлыкал:
– Хелло, детка!
Саманта задохнулась, слезы подступили к ее глазам, и сердце бешено застучало – сам Сарандон будет ее партнером! В ее первом фильме, и это будет обожаемый ею вестерн!
– Начнем, начнем! – заорал Льюк, возбужденно задирая на лоб круглые, как у Леннона, очки. Блеклые серые глаза мистера Бассина светились бешеной энергией, сделавшей его одним из лучших режиссеров Голливуда. С кривой улыбкой Сарандон подчинился мэтру и скучающей, расслабленной, но все равно упругой походкой скользнул в свой персональный вагончик. Костюмерша и гримерша уже ждали его и быстро переодели в шляпу с загнутыми, как рога, полями, замшевые штаны, куртку с бахромой, растрепали золотистые волосы. Аристократическое лицо Ричи загримировали, нанеся «пот» и «копоть». И вот уже доблестный ковбой готов в очередной раз сразиться за справедливость и обрести вечную, до конца фильма, любовь.
На съемочной площадке загорелся маленький городок, по его улицам скакали полуголые индейцы, хватавшие несчастных женщин. Ричард взял винчестер и шагнул в кадр. Герою надо попасть из салуна в конюшню, но Сарандона тошнило от всей этой суеты. Со смерти Лайзы-Энн прошло уже два месяца, но до сих пор каждую ночь ему снилось изувеченное тело. После похорон он взял всю свою наличность и поехал развеяться в Лас-Вегас. Деньги его развеялись в течение трех ночей и двух дней безумного угара. Он наделал долгов и сейчас, чтобы не потерять фамильный дом, ему нужно получше и побыстрее сняться в шедевральном голливудском фильме.
Ричи нехотя признал, что место для натурных съемок выбрано верно – кактусов в Аризоне хоть отбавляй, жаль, так не повезло со сценарием и партнершей. Он привык к высоким красивым девушкам, а эта, как ее, Глория, нет, Саманта, как раз упирается головой ему под мышку. И эти ее соломенные растрепанные волосы, бледные голубые глаза при полном отсутствии груди и бедер! Ричи любил высоких, хорошо сложенных рыжих или темноволосых женщин с карими глазами. Гадая о степени заинтересованности Льюка своей новой протеже, Ричи подошел к режиссеру и нехотя отсалютовал ему ружьем.
– Отлично, просто отлично! – завопил Бассин, оглядывая Ричи так, как будто тот был его любимым домашним зверьком и хорошим поведением заслужил лишнюю порцию сухого корма.
– Коня нашему ковбою, и начнем! – провозгласил режиссер. Привели красивого гнедого жеребца, но, едва Ричи протянул руку к луке седла, конь захрапел и поднялся на дыбы. Артист пожал плечами и повторил свои действия. Жеребец испуганно ржал и закатывал глаза, шарахаясь от предполагаемого седока.
– Держите его крепче, – велел Ричи конюхам, отошел на несколько шагов, разбежался, взмыл в воздух и опустился на спину жеребца, попав точно в седло. Он вставил ноги в стремена, сжал шенкелями бока несчастного животного, твердой рукой взял поводья и сказал:
– Я готов, Льюк, можно начинать.
Режиссер в восторге завопил в рупор, и первый съемочный день начался. К концу сцены Ричи невольно почувствовал уважение к партнерше – она была собрана, могла справиться со своим волнением, тщательно и точно выполняла все указания режиссера. Льюк славился тем, что мог заставить талантливо сыграть даже камень, и молодые восприимчивые девушки делали у него блестящую карьеру. Когда первый съемочный день подошел к концу, Ричи отклонил приглашение на вечеринку по поводу этого события. Даже влажные робкие глаза Саманты не остановили его, когда он стремительно шел к своему мотоциклу. Но, надев шлем, он повернулся к ней:
– Старайтесь, мисс, у вас неплохо получается!
Сердце Саманты готово было лопнуть от счастья – ее похвалил сам Ричард Сарандон, ее кумир. Ей нравилось в нем все – высокая гибкая фигура, золотистые волосы и глаза цвета хорошего виски. И его голос, Боже, его чудный голос! Если бы виски могло заговорить, оно говорило бы так, обволакивая и обжигая, мягким с хрипотцой, теплым мурлыкающим голосом. А его походка – гибкая, обманчиво небрежная. Казалось, он плывет над землей. Девушке вдруг захотелось узнать, выживет ли она, если Ричи сбросит рубашку и куртку, и она наяву увидит его обнаженный торс. У бедняжки пересохло в горле, и она еще долго смотрела, как оседает пыль, поднятая стремительным отъездом ее кумира.