Полина вышла из гравитобуса, «развернула» самокат и направилась в сторону Академии языков программирования и силлогизмов с человеческими наречиями. Девушка довольно рано по меркам конца двадцать второго века поступила в высшее учебное заведение, всего в двадцать три года, тогда как ее бывшие одноклассники все еще штудировали программу подготовки к единому экзамену, который должен состояться в конце пятнадцатого класса. Современные дети не могли поступить в общеобразовательную школу раньше десяти лет, так как необходимо было пройти пятилетние подготовительные курсы.
Программа школьного, а в след за ним и дошкольного образования планомерно усложнялись на протяжении последних шестидесяти лет из-за резкого скачка в развитии технологий на рубеже двадцать первого и двадцать второго веков. Только в последнее десятилетие особо талантливым детям разрешалось «перескакивать» классы, но не более двух раз за все пятнадцать лет. Это послабление было сделано ввиду острой нехватки кадров.
В противовес среднеобразовательным учреждениям, ВУЗы сокращали сроки обучения, убирая из программ все общие предметы, таким образом, на получение «заветного» диплома о готовности к труду на предприятиях приходилось затрачивать от полутора до трех лет. Без такого документа невозможно было устроиться на работу даже уборщиком на «собиральную» машину. Те, кто по каким-то причинам не могли завершить процесс обучения, в конечном итоге старались сбежать из городов в немногочисленные леса, где можно было раздобыть хоть какую-то пищу.
Увы, большинство людей конца двадцать второго столетия не имели ни малейшего понятия о способах выживания вне городской «эко-системы», так что продолжить жить удавалось лишь тем, кому посчастливилось найти сформировавшиеся сообщества вынужденных «отшельников», по большому счету вернувшихся к собирательству и редкой охоте на мелких животных, потому что для этого не требовались «инструменты».
Половина «сбегавших» из общества людей просто не знали, что их ждет за чертой агломерации, но это был хоть какой-то шанс не умереть с голоду или не стать «отбросом», подлежащим утилизации. Ресурсы всех стран сильно сократились, поэтому ни одному человеку не было дозволено потреблять их, если они не могли приносить пользу. В такой ситуации это уже не было жестокостью, здесь стоял вопрос о выживании всего человечества.
Полине Файзиевой очень повезло, потому что ее родители «обзавелись» ребенком еще в студенческие годы, так что до конца обучения точно смогут работать и содержать ее. Сама же девушка не спешила даже с подбором жениха, она упорно игнорировала уговоры друзей о регистрации на сайте ЗАГСа, благо, что это становилось обязательным только с двадцати пяти лет, а в течение двадцать седьмого года жизни подобранной паре было необходимо привезти в свою квартиру инкубатор с их зародышем.
Сама девушка являлась одним из редких в наши дни детей, рожденных естественным способом. Этого стыдились, так как в разы возрастал риск врожденных заболеваний и генетических мутаций. По счастью, ничего подобного у Полины не выявилось. Впрочем, общество было толерантно настроено и к «неполноценным» детям, они имели все те же права и обязанности, что и здоровые.
Поля считалась красавицей среди своих сокурсников, ее бледная кожа имела розоватый оттенок, тогда как у большей части девушек превалировал серый и светло-синий цвета. Ее огромные миндалевидные зеленые глаза занимали чуть ли не половину лица, а волосы золотистого цвета уже практически ни у кого не встречались в естественном варианте, а такая краска для волос была очень дорогой.
У входа в здание Полина «спешилась», «сложила» личное транспортное средство и убрала его в заплечную сумку. Девушка поправила правой рукой спадающие ниже плеч волосы и зашла в открывшуюся после идентификации по лицу дверь. Она подошла к лифту, произнесла: «На третий этаж» и стала ожидать кабинку. К ней присоединилась подруга по курсу, девушка немного ниже среднего для их поколения роста (средним теперь считалось быть порядка ста пятидесяти сантиметров), с темными коротко стриженными редкими волосами и такими же огромными глазами бледно серого цвета.
– Привет!
– О, Святослава! А я тебя не заметила! Привет!
– Мы уже опаздываем, – немного нервно произнесла вторая девушка.
– Все нормально, не более трех минут.
– Ты почему задержалась?
– Гравитобус долго справлялся с пробкой в четырехуровневой дороге на проспекте Ленина.
– Ты все еще пользуешься этим маршрутом? Есть же «подземка»!
– Как я погляжу, тебя она от опоздания не спасла!
– Я сама виновата, на целых пять минут позже вышла из подъезда, да еще и минуту потратила на поиск оптимального маршрута. Мой коммуникатор «глючить» начал, надо бы к хирургу после занятий сходить по этому поводу.
– А я предпочитаю автономные гаджеты.
– А что твои «предки» по этому поводу думают?! – удивилась девушка.
– Они меня во всем поддерживают.
За беседой одногруппницы незаметно для себя поднялись в лифте на третий этаж и подошли к двери аудитории. Они по очереди показали сенсору свои лица, получили по «устному предупреждению за опоздание до пяти минут» и вошли в просторный зал, уставленный полупрозрачными индивидуальными кабинками, оборудованными современными полувиртуальными (маленький монитор находился на стеклянной стенке самой кабинки, но при включении возникал уже полупрозрачный экран, размер которого регулировался пользовательскими настройками) компьютерными панелями и виртуальными клавиатурами, вызываемыми прикосновением к монитору. Три индивидуальных стола светились зелеными «бегающими» полосками, сигнализировавшими о том, что они никем не заняты. Кто-то еще опаздывал, а может быть и заболел. Подходя к своим учебным местам, сокурсницы успели перекинуться парой фраз относительно третьей свободной «парты».
– Кажется, это Ульяна не пришла, – вполголоса предположила Святослава.
– После занятий надо будет сделать телекоммуникационный запрос на связь сней, – с тревогой произнесла Полина.
Вечером, выйдя с занятий, девушка достала из кармана свой коммуникатор и голосом попросила его набрать номер отсутствовавшей сокурсницы.
