– Петька-а-а-а! Выходи-и-и! Общий сбор! – раздалось под окном.
Как же я рад был слышать этот зов! Как же я его ждал!
– Иду! – выглянул я.
Витька-глашатай, прозванный так за свой зычный голос, который было слышно даже на девятом этаже, махнул мне рукой и убежал дальше.
– Мам, я во двор! – крикнул я из прихожей, судорожно натягивая кеды.
– Да уж слышала. Опять ваша шайка-лейка в сборе. Беги, но чтоб в девять был дома, – откликнулась она из кухни, грохоча кастрюлями.
Не было сил дожидаться лифта, я рванул по лестнице вниз. Больше всего на свете я любил это время: конец августа, до школы всего неделя и все наши вновь собираются вместе. Вытянувшиеся, загорелые и полные впечатлений, которые так и рвутся наружу. Слушаешь их, и как будто сам побывал, хотя, конечно, и завидки иногда берут.
В нашей дворовой компании было семь человек: я, Витька-глашатай, Стёпка-вратарь, братья Колька и Юрка, Алик-шахматист и Нюрка. Постоянный состав, как шутил отец Стёпки. И все, кроме меня, в первые дни июня разъезжались кто куда на лето.
У Витьки и Стёпки отцы работали на оптико-механическом заводе, и каждый год мальчишки ездили на три смены в подшефный пионерлагерь. Кольку и Юрку мать отправляла на все лето в деревню. У Алика жила тётка под Одессой, и он с июня по август проводил на море. Всех больше повезло Нюрке: её бабушка жила в Москве, они гуляли по столице, ходили на Красную площадь, ВДНХ, театры, музеи, а в июле уезжали к родственникам в Ригу.
А я… Три долгих месяца я томился во дворе один, изнывая от скуки. Мать меня воспитывала одна и во время своего отпуска всегда устраивалась работать, чтобы «пополнить семейный бюджет». Родственников в деревне, на море или в Москве у нас не было, так что на все лето я оставался дома. Читал книги, помогал матери по дому, иногда ходил в кино, а если уж совсем невмоготу становилось, возился с малышней на площадке. Так было всегда, но не в этом году. На сей раз мне не терпелось рассказать друзьям о своём летнем приключении.
Они уже все собрались и ждали меня в нашем излюбленном месте под старой раскидистой ивой. Ветви её ниспадали до самой земли, словно зелёный водопад и под ними было наше скрытое от посторонних глаз убежище. Мы там соорудили из подручных материалов навес, скамейки и стол. Здесь собирались, придумывали, чем заняться, чинили велосипеды, делили лимонад и сладости, прятали от взрослых игральные карты.
– О, Петро, здорово! – протянул мне руку Алик. После лета в Одессе он приобретал южный говорок, и первые дни это было особенно заметно.
– Привет! Ну как там Чёрное море? – спросил я, пожимая руку. Жест был еще непривычен для меня: после того, как всем в компании исполнилось одиннадцать лет, мы сочли себя достаточно взрослыми, чтобы жать друг другу руки при встрече. Разумеется, в этом не участвовала Нюрка.
– Да как обычно: разное, – тоном бывалого моряка ответил тот, – Это ж море, оно одинаковым не бывает. Я, между прочим, в этом году с дядькой на рыбный промысел ходил: брал меня на траулер на смену. Ух, скажу я вам, дело непростое. Особенно когда ветер поднимается. Качает так, что того и гляди за борт вылетишь. А в это время трал поднимают и надо рыбу в ящики быстро укладывать. Рыбы там, знаете, сколько за раз ловят? Тонну! Не меньше!
