"Женские судьбы ‑ они такие разные, как цветы," ‑ подумала я, когда выбирала название для своего сборника рассказов. Каждый цветок уникален и по-своему красив, каждый можно долго-долго рассматривать и фантазировать, почему он именно такой.
Так же как и женщины в моих рассказах. Молодые и опытные, наивные и разочарованные, взбалмошные и спокойные, горделивые и добрые. Они разные, но всех их объединяет мечта о счастье.
Иногда мне кажется, что женская душа ‑ это росток, который пробивается к солнцу даже сквозь асфальт. Он такой нежный, тонкий, слабый и в то же время сильный, целеустремленный, для него нет препятствий, потому что его ведет вера в победу жизни.
В эту книгу я отобрала пятнадцать рассказов, каждому дала название цветка, с которым у меня ассоциируется описанная история женщины. Так и получился букет.
Все описанные образы ‑ собирательные. Хотя я уверена, что в каких-то вы узнаете себя, или свою подругу, или соседку, или коллегу по работе. Думаю, это потому, что все мы немножко похожи. Мы ошибаемся, спотыкаемся, падаем, но встаем и идем дальше ‑ к своему счастью.
Будьте счастливы, дорогие женщины! Ваша Татьяна Кувшинова.
Всем, кто выжил,
всем, кто погиб, чтобы мы жили,
всем, кто помнит, благодаря кому мы живем, посвящается…
…
За стеной слышалось нестройное пение. "Бьется в тесной печурке огонь, на поленьях смола, как слеза, и поёт мне в землянке гармонь про улыбку твою и глаза…" ‑ сколько боли и горя звучало в голосах людей, пропевающих простые слова фронтовой песни. Людей, знающих не понаслышке, каково это ‑ воевать, ждать родных с фронта, трудиться, не жалея сил, для Победы.
‑ Зинаида Ивановна, идёмте к нам, чего вы одна сидите. Праздник же, ‑ заглянула в дверь соседка Валечка.
‑ Спасибо, Валентина! ‑ сухо ответила женщина, давая понять, что не пойдет.
"Странная она, нелюдимая", ‑ подумала Валечка. Почти год живут вместе в одной коммуналке, а перекинулись парой десятков слов за все время.
Зинаида Ивановна, дождавшись, когда соседка уйдёт, вновь погрузилась в свои мысли. Смеркалось, но свет зажигать не хотелось. Зачем ей куда-то идти, когда все, кто ей нужен, здесь?
На столе стояла фотокарточка: Зина, Василий и Егорка. Счастливые, улыбаются. На переднем плане ‑ муж и сын, а за ними‑ она, руки им на плечи положила.
Зина в деталях помнила тот день. 21 июня 1941 года. Егор накануне закончил школу, и они отправились все вместе покупать ему памятные часы. Зашли в фотоателье, чтобы запечатлеть день перехода сына во взрослую жизнь. Она стояла сзади своих мужчин, с гордостью положив правую руку на мускулистое сильное плечо мужа, а левую – на юношеское окрепшее ‑ сына (и когда только он успел вырасти?), и улыбалась. В сердце жила любовь, в душе ‑ уверенность, что завтра будет еще лучше. Их ждет отпуск, поездка к родственникам на дачу в Подмосковье. Егор собрался подавать документы в МГУ, и она знала, что ее мальчик обязательно поступит, ведь он такой умный и целеустремлённый, увлечён своей любимой физикой.
А потом… Потом все рухнуло. Война! Проклятая война!
Василий в первый же день пошёл в военкомат и подал заявление об отправке на фронт. "Так надо!" ‑ строго сказал он Зине, когда она попыталась ему объяснить, что его инженерные знания нужнее на заводе. Он обнял её, и она зарыдала. Муж отправился на фронт уже в начале июля.
Егор вступил в ополчение Фрунзенского района, дежурил по ночам в противовоздушной бригаде, а днём учился военному делу. Он стремился на фронт вслед за отцом.
Зина до войны преподавала немецкий язык в педагогическом институте. И вскоре её тоже призвали в армию: она стала штабным переводчиком.
В октябре и сын отправился служить. Прощаясь, она наставляла его поберечь себя, материнское сердце сжималось от тревоги.
‑ Мам, обещаю, мы встретимся здесь, в нашем доме, когда задушим эту фашистскую гниду. И снова будем жить, как раньше. Нет, еще лучше! ‑ столько уверенности в том, что так и будет, звучало в голосе сына, что Зина не могла не поверить.
Так их война и разбросала. Бывало, месяцами не получали они писем друг от друга, не зная, кто где воюет.
Похоронка на Василия нашла Зину в ноябре 1942 года в штабе Сталинградского фронта. Он "пал смертью храбрых", защищая Сталинград. Надо же, они, оказывается, были совсем рядом.
"Вася, Василёк мой, ну как же так?" Уж сколько смертей повидала, о скольких слышала и читала Зина за год с лишним войны, но продолжала верить: её Вася и Егор вернутся!
В тот день в ней умерла прежняя Зина. Весёлая, общительная, жизнерадостная, уверенная, активная. И больше ни у кого не поворачивался язык назвать ее Зиной или Зиночкой. Только Зинаидой или Зинаидой Ивановной.
Строгая, подтянутая, форма всегда в порядке, волосы убраны в тугой узел на затылке. Красивая, статная и еще молодая женщина, но меж бровей пролегла глубокая морщина, а глаза перестали улыбаться.
Зинаида, не жалея себя, отдавалась делу Победы. Переводы добытой разведчиками документации, перехваченных радиограмм, писем немецких офицеров, участие в допросах пленных фашистов. Она изматывала себя работой, чтобы не думать. Только верить. Верить в обещание сына встретиться после войны.
Письма от него приходили редко и с большим опозданием. Материнское сердце каждый раз сжималось, когда она их получала, на глаза наворачивались слезы. "Жив, жив мой Егорка!" ‑ значит, можно жить дальше.
9 мая 1945 года Зинаида встретила в Берлине. Самый счастливый день, самый долгожданный, вымоленный и выстраданный миллионами людей.
Через месяц Зинаида вернулась в Москву. Сердце бухало так, словно хотело разорвать ее грудь изнутри, когда она открывала дверь их комнаты. На последнем письме от сына стояло 2 апреля 1945 года. Из-под Кёнигсберга. Зина была уверена, что в неразберихе наступления следующее письмо от сына затерялось и он уже ждет ее дома, в Москве.
Дом её встретил пустотой. Все было какое-то чужое, неживое, как будто выцветшее. Она узнавала вещи из той, другой, жизни, но не чувствовала их своими.
В дверь тихонько постучались.
‑ Зина, никак ты! ‑ прошелестела баба Маша. За четыре года войны она постарела лет на двадцать. ‑ А тебе вчера вот письмо принесли.
Она протянула треугольник. Почерк не Егоркин. Зинаида развернула письмо, читала, перечитывала и никак не могла понять, о чем в нем говорится. Нет, это какая-то ошибка, это письмо не для неё. "Старший лейтенант Кузин Егор Васильевич…", "получил тяжёлые множественные ранения…", "не приходя в сознание…", "примите соболезнования…", "сослуживец Константин…".
Зинаида очнулась, лёжа на диване, рядом дремала баба Маша.
‑ Вернулась, голубушка, ну вот и хорошо. Три дня металась, милая. Ну что, теперь, значится, будем жить. Потому что надо жить, раз выжили.
