Когда в октябре 1993 года мы решили покинуть «оккупированную врагами» Москву навсегда, то оказались в доме, в котором давно никто не жил постоянно. Мы закупили дров, заклеили бумажной лентой рамы, прибили старое одеяло к входным дверям. Кое-как рассовали по углам свое барахло, привезенное из Москвы. Дров не жалели, в доме было уютно и тепло. Нам очень понравилось.
Идея писать письма из деревни прежде всего всколыхнула волну размышлений о своих деревенских животных. Я подумал, что о деревенских животных незаслуженно мало пишут. И решил первые рассказы посвятить именно животным. Я далек от того, чтобы высказывать броские фразы типа: «Почему я так люблю собак? Потому что очень не люблю людей». Это несправедливые и злые слова по отношению и к людям, и к собакам, любовь к которым можно не противопоставлять. Но именно животные – собаки, кошки, козы, лошади – помогли нам прижиться в деревне, когда в городе нам стало жить просто невыносимо. Мне захотелось рассказать о деревне, о нашем выборе, о том, что судьба деревни захватила нас полностью, о том, что покинуть нашу опустевшую прекрасную землю душа не позволяет. Наш образ жизни совсем не похож на то, как живут дачники-горожане. Я не уверен, что мои коллеги, друзья, родственники имеют представление о том, как в трехстах километрах от столицы живет пожилая пара «крестьян с университетским образованием», вступившая в девятое десятилетие жизни
В маленькой книжке невозможно по-настоящему рассказать о деревне – это очень большая и трудная задача, связанная с переживаниями и грустными воспоминаниями об уходящей эпохе. Поэтому расскажу о деревне кратко.
Сегодня наша деревня красивая и ухоженная. Летом полно народу. Пенсионеры живут с ранней весны до поздней осени, все лето по деревне снуют дети дошкольного и младшего школьного возраста, которых пасут бабушки. Временами появляются цветущие молодые женщины с младенцами в колясках. Ухоженные дома, чистенькие газоны, цветы. В закоулках – сверкающие внедорожники, квадроциклы, на крышах домов – металлочерепица или профнастил. Ограды из рабицы, натянутой на металлические столбы.
Увы, наш домик – исключение, мне даже бывает временами стыдно. Перед домом постоянно какой-то хлам. Две старых нивы: одна совсем рухлядь, вторая на ходу, но порогов уже нет. Маленький китайский мини-трактор с замысловатой самодельной железякой сзади. Старенький владимирский трактор, именуемый в народе «пупунька». Прицепы – крепкие на ощупь, но страшные на вид. Ограда тоже из рабицы, но советского производства, ржавой и очень прочной. Подгнившие деревянные столбы, но хорошо укрепленные обрезками железных труб. Внутри сарайчики сомнительной красоты из горбыля, обрезков досок и другого подручного материала. Куча металлического хлама, на вид бесполезного, но в котором всегда найдется нужная в хозяйстве железяка. Как-то ребята из поселка предложили мне вывести мусор, в том числе и металлолом, и навести порядок. Я легкомысленно согласился и с тех пор за любой гайкой, болтом, шпилькой, куском трубы или уголка я мотаюсь в поселок и покупаю все это в магазине. А мне металлические детали нужны постоянно. Во время работы на земле все орудия, тележки, прицепы постоянно ломаются и требуют ремонта. Помните такое старинное название МТС?
Я уже говорил, наш дом на вид самый неприглядный. Понятно. Этот дом не для летнего отдыха, а для постоянного проживания трудящегося на земле человека. В этом доме все должно быть удобно или, по крайней мере, сносно для жизни и работы.
История дома такова. У нас в советское время не было лишних средств и, конечно, не было планов жить в деревне постоянно. Мы купили в 70-х очень скромный деревенский дом, прибрались в нем, помыли окна, подлатали крышу, подмазали глиной печку. Приезжали на отпуск отдыхать, ловили рыбу, ходили за ягодами и грибами, купались и загорали. Мы не стали тратить силы и сносить покосившиеся хлев и двор, оставили русскую печку, не стали дом подрубать и поднимать просевшие углы. Когда в октябре 1993 года мы решили покинуть «оккупированную врагами» Москву навсегда, то оказались в доме, в котором давно никто не жил постоянно. Однако все оказалось не так страшно. Мы закупили дров, дети привезли подобранного в московском подвале щенка, знакомые из поселка всучили нам двух маленьких козочек, которых им некуда было девать. Мы заклеили бумажной лентой рамы, прибили старое одеяло к входным дверям. Кое-как рассовали по углам свое барахло, привезенное из Москвы. Дрова не жалели, в доме было уютно и тепло. Нам очень понравилось.
Мы превращались в крестьян постепенно и достаточно долго, соответственно развивалось и наше хозяйство. Лет десять я с ноутбуком в сумке регулярно наведывался по работе в Москву. Сельский образ жизни по-настоящему осваивала супруга. Сейчас я понял, что я в молодости вытянул счастливый билет – моя супруга оказалась крестьянкой. Университетское образование ее не изменило.
Выяснилось, что все наши знакомые женщины не хотят жить в деревне круглый год, приезжают только летом. А вот многие мужчины-пенсионеры жить в деревне постоянно совсем не против. Понятно, постоянно востребованный легкий физический труд, рыбалка, охота. Всегда есть возможность уйти из дома, чтобы отдохнуть от спутницы жизни, но формально с пользой для дела. Мужчине очень нужно ощущение свободы. В деревне получить такое ощущение очень просто и легко. Взял удочку – и на речку. У моего соседа, вполне благополучного пенсионера из Москвы, жена проводит в деревне только лето, а на зиму уезжает в Москву. Холодно, ни друзей, ни культурных развлечений, скука. А он не может зимовать в Москве, как зверь в клетке, через три дня, по его словам, начинает умирать.
