Часть первая. Великий поэт и бессмертная ода.
Творчество Гавриила Романовича Державина долгое время воспринималось как литературный памятник, как что-то застывшее, трудно воспринимаемое современным языком и мышлением. Вряд ли могло быть иначе в атмосфере всеобщего безбожия, когда с детства внушалась мысль о том, что первична материя, а не дух.
Но вот, наконец, освобождаясь от духовной слепоты, мы имеем возможность внимательно прочитать, проанализировать с духовной точки зрения то великое произведение, которое сам писатель считал главным, – поэму «Бог», по вполне понятным причинам, не изучавшуюся в советской школе.
Читатель постепенно погружается в это кажущееся неприступным произведение – и вместе с автором как будто возвращается к началу Дней Творения, пытаясь прикоснуться к Тайне Святой Троицы; задуматься о безначальности и бесконечности Вездесущего Творца.
О ты, пространством бесконечный,
Живый в движеньи вещества,
Теченьем времени превечный,
Без лиц, в трех лицах божества!
Дух всюду сущий и единый,
Кому нет места и причины,
Кого никто постичь не мог,
Кто все собою наполняет,
Объемлет, зиждет, сохраняет,
Кого мы называем: бог…» -
и вот тяжёлый, на первый взгляд, слог, множество архаизмов и устаревших окончаний перестают быть препятствием! Наоборот, они рождают чувства, которые испытывает нормальный человек при виде величественного собора, многоярусного иконостаса, при слушании духовного концерта или симфонии!
Не случайно «Бог» – признанный мировой шедевр, первое произведение, переведённое на многие европейские языки, и даже, на… японский! Значит, несмотря на языковой и где–то даже религиозный барьер, в ней было услышано главное – единоначалие мироздания, величие Творца:
Измерить океан глубокий,
Сочесть пески, лучи планет
Хотя и мог бы ум высокий, -
Тебе числа и меры нет!
Благотворное влияние церковнославянского языка, многократно звучащее в поэме, возвышает душу, пробуждает, как писал уже в 20 веке русский философ Евгений Николаевич Трубецкой, «…горение к небесам»; невольно заставляет задуматься о вечности. Именно поэтому возникает чувство благоговения, ощущение причастности к вечному мирозданию:
Не могут духи просвещенны,
От света твоего рожденны,
Исследовать судеб твоих:
Лишь мысль к тебе взнестись дерзает,
В твоем величьи исчезает,
Как в вечности прошедший миг.
Можно сказать, что мысли великого поэта, патриота, «державного мужа», как называли Г.Р.Державина современники, является истоком многих великих литературных произведений 19-го, и даже 20-го века, мыслей русских философов, что и будет рассмотрено в данной работе; потому что истинный патриотизм невозможен без религиозного чувства в высшем его проявлении.
По мнению известного исследователя русской литературы, профессора М.М.Дунаева, даже среди своих современников, своего окружения, Г.Р. Державин был явлением исключительным, потому что 18–ый век с духовной точки зрения, время очень непростое. Эта бесспорная исключительность проявляется буквально в каждой строке поэмы.
Вот возникает один из самых мучительных вопросов не только высокого искусства, но и человеческого бытия, над которым многие из окружения поэта перестали задумываться в погоне за сиюминутной славой и благополучием, – быстротечность человеческой жизни. Антиномия земного времени и вечности пронизывает всё произведение – и разрешиться может не иначе, как только в Самом Творце.
Хаоса бытность довременну
Из бездн ты вечности воззвал,
А вечность, прежде век рожденну,
В себе самом ты основал:
Себя собою составляя,
Собою из себя сияя,
Ты свет, откуда свет истек.
Создавый всe единым словом,
В твореньи простираясь новом,
Ты был, ты есть, ты будешь ввек!
Ты цепь существ в себе вмещаешь,
Ее содержишь и живишь;
Конец с началом сопрягаешь
И смертию живот даришь -
к этой мысли поэт возвращается неоднократно и в самой поэме, и в других произведениях, тем более, что в творчестве поэта множество стихотворных переложений псалмов. Теперь, как было сказано ранее, обратимся к творчеству других, более поздних писателей, и специально начнём с поэзии Серебряного века, чтобы подчеркнуть «сверхвременное» в русской литературе, несмотря даже на трагические потрясения 20–го века.
Перед нами мучительные рассуждения лирического героя К.Д.Бальмонта, обычно не проявлявшего такой силы религиозного чувства, как его великий предшественник. В стихотворении «Зачем?» звучит почти что ропот, которого, очевидно, не могло быть у самого Г.Р.Державина:
Зачем Ты даровал мне душу неземную
И приковал меня к земле?»
Или
«Велик Ты, Господи, но мир твой неприветен,
Как всё великое, он нем….
Но в финальном стихотворении цикла «Снежные цветы» мысли напрямую перекликаются с одой Г.Р.Державина:
Мне открылось, что времени нет,
Что недвижны узоры планет,
Что бессмертие к смерти ведёт.
Что за смертью бессмертие ждёт.
И, конечно, наиболее ярким примером единства мыслей двух очень разных поэтов является стихотворение без названия, заканчивающее замечательными словами:
Одна есть в мире красота –
Любви, печали, отреченья
И добровольного мученья
За нас распятого Христа.
А вот пример иного направления Серебряного века.
Большая вселенная в люльке
У маленькой вечности спит -
эти удивительные строки создал мучительным путём пришедший к Православию О.Э.Мандельштам – ведь и для его лирического героя на смену земным критериям бытия тоже приходит совсем иная реальность.
И в 30-е годы, многое выстрадав, О.Э.Мандельштам так обратился ко всем поколениям людей:
И под временным небом чистилища
Забываем мы часто о том,
Что счастливое небохранилище
Раздвижной и пожизненный дом.
Написанные в годы гонений безбожной власти, слова эти напоминают, что только вера в Вечную Жизнь помогает оставаться человеком в любых испытаниях. Именно вера, пусть даже не в столь трагической реальности, помогает и лирическому герою Г.Р.Державина, что станет очевидным далее.
Незадолго до смерти, тоже в страшные послереволюционные годы в книге с говорящим названием «Смысл жизни» князь Е.Н.Трубецкой написал: «…в величайших произведениях искусства…нам открывается сверхвременное созерцание временной последовательности…». Эти слова с полным правом можно отнести и к оде как произведению искусства, и к лирическому герою, а по сути, и к самому поэту, который прежде всего созерцает и размышляет, а потому и постигает, что Бог – «…свет, откуда свет истек…» и то, что Он «… был и есть, и будет ввек…», а потому «…смертию живот дарит…». Потому и нет здесь ни обречённой грусти, ни мучительных переживаний о том, что ждёт нас после земной жизни и для чего приходит человек в этот мир.
Хотя, конечно, эта почти безысходная грусть встречается в русской литературе у многих бесспорно великих православных поэтов, рождая прекрасные стихи и давая повод для размышления. Именно размышления, а не отчаяния. Примеры того – «Молчание» и «Фонтан» Ф.И.Тютчева, «Бескрылый дух…» В.С.Соловьёва, «Миг», «Минута», «Август», «Маки», «Закатный в поле звон» И.Ф.Анненского, «Во многом знании немалая печаль…» Н.А.Заболоцкого и др.
