Сон был всегда один и тот же и повторялся каждую ночь. Уже перед самым рассветом, когда сумерки еще висели в воздухе плотной пеленой, в спальню бесшумно открывалась дверь. В образовавшуюся щель проскальзывала маленькая черная тень и пряталась за кроватью. Сначала она была почти не заметна, призрачна, но потом начинала быстро расти, лезла на стену, заполняла собой всю комнату, словно огромное раскидистое дерево, длинные ветви которого уползали к потолку и свешивались над самой кроватью. Комната превращалась в мрачную темную беседку, увитую черными шевелящимися отростками. Затем дерево надвигалось прямо на Ану, извивающимися корнями скребло по полу, тонкими ветвями оплетало ноги, тянулось к ее животу… Ана с криком просыпалась, сидела на кровати, испуганно озираясь по сторонам и не понимая, где находится. Алекс тоже просыпался, начинал ее успокаивать, прижимал к себе, говорил, что это всего лишь сон.
Раньше она никогда не страдала кошмарами и не испытывала никаких фобий по отношению к деревьям, но такие сны ее здорово выматывали. Однажды она рассказала Алексу, что именно ей снится, он внимательно выслушал, но особого значения сну не придал. Человеку, который вообще не видит снов и ничего не боится, сложно представить страх от вида обычного дерева. Конечно, он начал ее успокаивать, говорить, что все это ерунда, возможно, гормональный сбой в организме, вот родит и все пройдет.
Ана была на последнем месяце беременности, они ждали своего третьего ребенка. Точнее, совместного второго, но старшая дочка Мия выросла с Алексом с самого детства и родного отца почти не помнила. Оба искренне считали, что Мия его дочь. Несколько лет назад, когда Ана ждала сына, Алекс очень переживал. Нет, он держался, внешне был спокоен, как танк, но Ана чувствовала его внутреннее напряжение, которое росло с каждым днем. В конце концов она не выдержала и вывела его на откровенный разговор. Алекс долго отпирался, шутил, что ей все кажется, но потом все же признался, что очень боится ее потерять. По своей любимой привычке подробно изучать всю информацию, он начитался всяких ужасов про тяжелые роды, летальные исходы, осложнения и прочую дребедень и до смерти боялся, что с ней что-то произойдет. Ана его успокаивала, что это нормальный естественный процесс, тем более для нее это не в первый раз, как-нибудь справится. Конечно, Алекс рвался присутствовать при родах, но Ана проявила неожиданное упрямство и настояла на том, чтобы он остался за дверью.
– Будешь там мелькать перед глазами, врачей гонять, нервничать, а мне вообще будет не до тебя. Вот поверь, не надо тебе там быть. Рожу, и тебя сразу позовут.
– Почему сразу мелькать? – Алекс удивился. Он вроде не замечал за собой нервной ходьбы туда-сюда, всегда выдержанно стоял на месте.
Ана отмахнулась:
– Неважно. Не все процессы должны быть под твоим контролем, я как-нибудь сама справлюсь.
Алекс уступил. Но когда ее забрали в палату, он все равно психовал, постоянно смотрел на часы и вдруг заметил, что нервно ходит по белому коридору туда-сюда, как самый настоящий неврастеник. Он даже улыбнулся. Как она угадала? Наверное, все отцы так делают под дверями родовой палаты, тем более для него это все же был первый раз. И ведь правда, мелькал бы сейчас перед глазами и дергал всех врачей, чтобы ей быстрее помогли. Потом Алекса позвали в палату, и он сразу увидел уставшую счастливую Ану, а у нее на груди маленький комочек, завернутый в пеленку. Мальчик был такой маленький, что Алекс сначала боялся взять его на руки, вдруг что-то сломает. Потом сын вырос, окреп и стал уменьшенной копией отца, такой же молчаливый, внимательный, даже перенял дурацкую привычку подходить абсолютно бесшумно, чем иногда пугал всех домашних.
Время пролетело быстро, словно один день. И вот они снова в ожидании. В этот раз Алекс вел себя гораздо спокойнее, ну или лучше маскировался, а вот Ане впервые было не по себе. Она никогда не была мнительной или суеверной, но это странное дерево-тень регулярно притаскивалось ночью и тянуло свои мерзкие корни вполне определенно – к ее животу, словно проверяя, много ли времени осталось до появления ребенка.
В тот день Алекс был настолько занят, что увидел пропущенные звонки Аны и врача из клиники только спустя несколько часов. Набирая ее номер снова и снова, он гнал по узким улицам, вымощенным брусчаткой. Хорошо, что все машины на планете Мо не касались поверхности земли, а неслись над ней в нескольких сантиметрах на воздушной подушке, иначе он бы остался без зубов, подпрыгивая на неровных камнях. Алекс ругал себя за то, что забыл телефон, но ведь до назначенного срока было еще несколько недель и с утра ничего не предвещало поездки в роддом. Ана проводила его до калитки, поцеловала на прощанье и чувствовала себя прекрасно. Если не считать ночные кошмары, которые мучили ее в последнее время каждую ночь.
В больнице Алекса проводили в отдельное здание и снова оставили в пустом белом коридоре, наверное, во всех больницах эти безжизненные стерильные коридоры одинаковые. Опять потянулись длинные часы ожидания, в этот раз он не бегал туда-сюда, как последний психопат, а силой воли заставил себя сидеть в кресле. Он вспоминал, как они с Аной смеялись в прошлый раз над его забегами перед закрытой дверью. В какой-то момент яркие плоские лампы задрожали, и во всей больнице одновременно вырубился свет. Именно в этот момент Алекс остро почувствовал опасность. Его интуиция, немного приглушенная спокойной жизнью в последние годы, еще сильнее отреагировала на внешнюю угрозу. Так он чувствовал себя в бою, еще никто не напал, внешне все спокойно, но скрытая угроза – вот она, рядом, за углом, вынюхивает, ищет слабое место. Спустя минуту свет включился, перед глазами был все тот же длинный пустой коридор, ощущение опасности растворилось в воздухе, словно его и не было. Прошло еще полтора часа… Алекс занервничал, что-то процесс затянулся, в прошлый раз было быстрее. Стараясь приглушить тревогу, он все же начал ходить по коридору, выдержки просто сидеть и ждать не хватило.
В тот день все с самого утра пошло не по плану. Измученная бессонной ночью и необъяснимой тревогой Ана не сразу поняла, что с ней происходит. А потом, когда все стало слишком очевидно, вызвала врача и стала собираться. Дома, как назло, никого не было, дети в садике и школе, Димитрис на работе, номер Алекса не отвечал. По дороге в больницу ей стало совсем плохо, в этот раз все проходило гораздо тяжелее, чем в прошлые два, словно ребенок совсем не хотел появляться на свет. Она слабо понимала, что происходит, рядом бегали врачи, суетились медсестры, перед глазами сплошной пеленой стоял красный туман, но все ее мысли были только о ребенке. Наконец сильная боль прекратилась, Ана услышала слабый писк, и ей на грудь положили маленькую сморщенную девочку, опять очень похожую на Алекса. Она недовольно кривила мордашку и тихо всхлипывала – ребенку явно не нравилось в этом неуютном чужом мире. А потом выключился свет, и все события стали происходить, как в замедленном кино. Одновременно замерли врачи, застыли медсестры, остановились стрелки на больших часах, даже в капельнице перестали падать капли, живыми в этом замершем вакууме были только Ана, маленькая девочка и здоровенное черное дерево, которое непонятно как оказалось в родовой палате. Дерево тянуло длинные корни прямо к ребенку, но Ана стала сбрасывать мерзкие отростки со своих ног.
