НАЗВАНИЕ: Последний старец
К0НТАКТЫ:8965 – 477-89-28.
КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ.
В траншеях Великой войны мучается от безысходности полковник французской армии Мишель Седан. Он не понимает ради чего он должен отправить своих солдат на германские пулеметы. Решение подсказывает его друг, полковник русского экспедиционного корпуса. До войны он был знаком с полковником Охранного отделения, который поведал ему о молодом послушнике святой обители… Седан был уже готов совершить воинское преступления ради спасения жизней солдат. Однако после разговора с русским другом он начинает понимать, что убийственный приказ это – испытание, которое он должен пройти. Седан возглавляет атаку, остается в живых. Судьба забрасывает его в Севастополь прикрывать эвакуацию армии барона Врангеля, где он начинает осознавать, что русская революция – ширма большой политики и практически ничем не отличается от самоубийственной атаки. разница небольшая: в атаку гонят своих солдат, а в революцию – народ другой страны, чтобы избежать подобного кровавого хаоса. Седан протестует и делает неожиданный выбор. Он становится сотрудником ВЧК.
Нелегко складываются судьбы других героев. Полковник Охранного отделения Тищенко принимает Октябрьскую революцию. Затем с помощью специфических методов избвляется от многих своих бывших агентов, которых сам провел на различные должности в тайную полицию Страны Советов. А дальше – Великая Отечественная война. Понимая, что грешен, он берется выполнить ответственное задание в немецком тылу, зная, что его сын точно также при исполнении.
Глава первая. Проклятые окопы
Командир 145-ого пехотного полка Лионской бригады не поверил своим глазам. На позиции пожаловал собственной персоной дивизионный генерал Шарль Огюсте, что уже являлось дурным предзнаменованием. Он собирается отдавать самоубийственный приказ о взятии предместья Сент Антуан, неожиданно подумал Седан. Эта страшная мысль почти ослепила его, заволокла тяжелым, обжигающим ядом все его внутренности. Хотелось вынуть револьвер, застрелить этого надутого индюка (без перьев) и застрелиться в конце-концов самому. Чтобы не стать свидетелем этого ада.
Этот выхолощенный старик настаивал на исполнении приказа, не подкрепляя его никакими ссылками на вышестоящее начальство из штаба Лионской бригады. «…Вы должны знать, полковник, как важен этот участок фронта, на котором дислоцируется ваш полк, – горячился заслуженный генерал; его выхоленная, аккуратно подстриженная бородка o-la Луи Наполеон была похожа при этом на атакующий таран, который грозил смести все и вся на своем пути. Шествуя по широкой, отрытой по полному профилю траншее, он приставал к толпящимся солдатам: « Отважные солдаты! Храбрые пуалю! Вы готовы умереть за идеалы Французской республики? Да или нет, ребята? – он обводил нелепые фигуры солдат своими выцветшими голубыми глазами. – По вашим лицам… вашим прекрасным, героическим глазам, преисполненным долга, я вижу: да, они готовы! И впрямь готовы…» Внезапно он положил руку на плечо мешковатому, тяжеловесному Голье из Тулона. Тот, чумазый и грязный (числился при артиллерийской разведки, этой ночью лазил по ничейной полосе) вытянулся, как приткнутый сабельный штык. «Молодец, парень! – гаркнул боевой, распетушившийся старикан. В небесно-голубой кепи с золотым позументом и щегольском плаще с прелиной он и впрямь походил на общипанного петуха. – Я вижу перед собой героя. Полковник, – с небрежной лаской обратился он к Седану. – Прошу вас подготовить списки представленных к награде. Занесите его… да, его… – он ткнул пальцем в браво выпяченную грудь Голье, – …фамилию в первую графу. И никаких оправданий! Я лично приколю к этой широкой, мужественной груди розетку ордена Почетного легиона…» Рядовой артиллерийской разведки, чье имя и так значилось в данных списках, повел себя достаточно странно. Он прикрыл лицо, широкое и грязное, под круглым исцарапанным шлемом огромной красной пятерней. Сквозь израненные о колючки и камни массивные пальцы донеслись хлюпающие звуки. Голье, никого не стесняясь, рыдал. Кажется, он уже почувствовал приближающуюся беду. «Странные у вас солдаты, мосье, – съязвил адъютант генерала Луи Этьен, прыщавый юнец с витыми аксельбантами – Неужели они и в бою плачут? Под пулями и осколками проклятых бошей…» Взглянув в лицо Седана, он воздержался впредь от подобных комментариев… …Огюсте был так добродушен, потому что боши обстреляли его штабной «Паккард» десятком шрапнелей. Старается показать, что у него поджилки не трясутся и рейтузы из лионского шелка не подмокли, со злорадством подумал Седан. На самом опасном участке Луазанской дороги, которая тянулась грязно-коричневой змеей вдоль деревушки с сожженными виноградниками, с грудами камней вместо домов и крышами, что были исклеваны снарядами и минами. В туманном горизонте с лилово-серыми тучами боши вывесили аэростат, с которого артиллерийский наблюдатель удачно корректировал огонь батарей. Шрапнелей оказалось вполне достаточно, чтобы красноречия у него прибавилось, а ума значительно убавилось. «Да, мой друг! Этот приказ.… – продолжал он, все больше распаляясь. – Да, вы ждете приказа, и я вас отлично понимаю. Однако со времен нашего успеха на Марне настали другие времена. Фронт утратил свою подвижность и превратился в сплошную линию окопов и проволочных заграждений. Противоборствующие стороны уничтожаются огнем артиллерии, бомбометов, огнеметов и отравляющими газами. Возможно также применение неких бронированных монстрах на огромных металлических катках, со стальными лентами вместо колес. Говорят, их металлический скрежет способен испугать самого дьявола! Впрочем, это только слухи, мой мальчик… – мосье генерал почесал пальцем кончик носа с седой волосиной. Довольный силой своего внутреннего убеждения, Шарль Огюсте продолжал, точно одержимый демоном либо ведомый святым духом. – Потери при этом только утроились, и вы это прекрасно давно знаете, мосье! Точно также, вы знаете другое: среди солдат и младших офицеров брожение, вызванное скрытой революционной пропагандой, за которой, несомненно, стоят германские агенты и мосье социал-предатели. Уверяю вас, что каждый лишний день и час бесплодного сидения в траншеях только усиливает антиправительственные и антивоенные настроения в армии. Если мы хотим воевать, мы должны драться, черт возьми! Да, драться! Атаковать и еще раз атаковать врага, как бы дорого нам это не обошлось, полковник Седан! В противном случае, нам вскоре придется поднимать людей в атаку зуботычинами, а то и огнем своих пулеметов или батарей. Как вам это понравиться, мосье? Никак!?! Что ж, превосходно! А то я, ваш добрый ангел-хранитель, уже начинал сомневаться в вашей истинной лояльности. Всякая затянувшаяся пауза есть подоплека лжи. Разумеется, к вам, мой друг, это ни в коей мере не относится…» Все это неизбежно приведет к бунту, сказал внутри человека внутренний голос Седана. «Кажется, я понимаю вас, мой генерал, – сказал полковник Анри Седан, заметно нахмурив черные брови под козырьком своего голубого кепи с золотым позументом. – Как нам быть с потерями в предстоящей операции? Ведь они предполагают быть огромными.… Не так ли, мой генерал? Видимо, что-то около шестидесяти или семидесяти процентов от всей численности полка. Позвольте вас спросить, мой генерал: не думаете ли вы, что колоссальные человеческие жертвы в ходе скоропалительной боевой операции.… Ну, словом, это может только подхлестнуть так называемые нелояльные настроения в тылу и на фронте…»
