Я никогда не любила птиц.
Эти пугливые, совершенно безмозглые мелкие существа не вызывали у меня ничего, кроме отвращения и понятной лишь черту злости.
Папа говорил, что, однажды, ко мне в комнату залетела целая стая, прямо посреди ночи; они отказывались улетать – тогда пришлось выгонять их шваброй.
Возможно, именно после того случая вороны и голуби стали главными героями кошмаров?
Как бы то ни было, боялась я или нет, птицы меня слушались. Любой мой приказ – мысленный или устный, – они будто бы беспрекословно выполняли. Или так кажется? Птицы – слушаются?..
Мои размышления прерывает писк брата, разносившего комнату. Я бы поверила, что у меня талант кинолога, если б не это животное, с которым справиться стоит огромных усилий.
– Васька, смотри, что я нашёл!
Я кидаю на него убивающий взгляд, когда понимаю, что он держит в руке. Мой – мой! – личный дневник. Мое сокровище!
Стараюсь быстро выхватить потертую тетрадь, но брат быстро уворачивается, пряча оную за спиной.
– Ваня, – я смотрю на него фирменным предупреждающим взглядом. Обычно этого более чем достаточно, но сегодня, похоже, ему не хватает активности.
Брат резво подскакивает и с присущей ему ловкостью убегает прямо у меня под носом. Буркнув пару не очень приличных слов о его поведении, порываюсь за ним.
Но дневник Ваня отдавать не хочет от слова никак, уворачиваясь и хихикая при каждой возможности. Когда, казалось, я его вот-вот схвачу, он каким-то образом ускользает. Однако, к несчастью для брата, я бегаю быстрее, и уже через пару минут преступник пойман с поличным.
– Не трожь чужое, понял? – вырвав потрепанную тетрадку у него из рук, я хватаю мальчишку за шиворот.
– Да просто так взял, все равно ж читать не умею… – жалостливо тянет Ванька, едва не хныкая. – Вась, я есть хочу.
Он строит гримасу голодного ребёнка из Африки со смесью кота из Шрека1 – старый приём.
Я на его уловки не поддаюсь с тех пор, как этому хулигану исполнилось пять.
– Иди спать, – твёрдо приказываю, понимая, что тот просто хочет выпросить у меня печенье или чипсы.
Брат опускает голову и, показав язык, громко топает в спальню.
Я хмыкаю ему вслед. Нечего чужое брать!
Хотя, конечно, научить читать его надо, семь лет ребёнку – большой уже.
Ваньку я вообще всегда любила, как родного, несмотря на все его выходки и полное нежелание слушаться старших. Особенное если эти старшие – его сестра.
Я закидываю дневник за старый разваливающийся шкаф и, надев валенки, выхожу на улицу. Нужно снять белье, которое, естественно, примерзло к бельевой веревке. Ничего кардинального с климатом не произошло.
Но я жалею об этом после пары попыток отломать свитер или джинсы от верёвки; отчаянно вздыхаю и, от недостатка кислорода, видимо, пытаясь облокотиться о простынь, плюхаюсь прямо на задницу. Выдыхаю. Как всегда – отличный конец дня.
Да, хочется попросить кого-то о помощи, но кого? Соседей, съехавших с ума лет десять назад? Взять ту же тётю Фросю, говорящую только одной фразой… Или бабу Раю, воющую по ночам?..
Вздрагиваю, когда неожиданно лают собаки, прервав мои размышления, и напрягаюсь: просто так они не шумят. Только если идёт кто-то чужой. А таковых в наших местах целая уйма, в особенности алкоголиков, наркоманов и прочих приятных личностей.
Я быстро хватаю метлу, стоящую неподалёку именно для таких случаев, и направляюсь к воротам.
Они распахиваются первее.
В проёме – мужчина в чёрном длинном плаще, с короткими темными волосами. Замечаю, что он смотрит на какой-то нетипичный браслет у него на руке. Пристально.
Наркоман какой-то городской, что ли?
– Проваливай отсюда! – кричу я, угрожая метлой.
Он смотрит на меня, будто это я приперлась в его дом, и, нахмурившись, опускает руку.
