Роман из серии «О дивный новый мир!».
Посвящается светлой памяти ЭДИ – беспилотного, с высокими мыслительными способностями летательного аппарата, который сознательно пожертвовал собой ради спасения людей – своих боевых товарищей. О чём повествуется в фильме «Стелс» (Голливуд, 2005 год).
Евгений Михайлович Брагинский постучал по барометру, висящему в холле, и с неудовольствием отметил, что за ночь он упал на несколько делений.
«Вот только дождя нам не хватало», – сказал он про себя, потом растворил дверь и вышел в благоухающий утренний сад. Безоблачное небо ничего подобного не обещало.
Мимо прошёл садовник Явдат, толкая перед собой тележку со скошенной травой. Вначале, при устройстве на работу таджик Явдат предложил для простоты общения называть себя Яшей, что категорически не понравилось Евгению Михайловичу. Ведь Яшей величали его старшего сына, названного Яковом в честь прапрадедушки – Якова Моисеевича Срулевича – знаменитого закройщика из Белостока, откуда родом все лучшие портные эпохи СССР. Не считая львовских мастеров, конечно, основавших впоследствии Ленинградский Дом Моделей. Кстати, джаз Эдди Рознера тоже родом из Белостока. Так что Явдат остался Явдатом.
– Доброе утро, Явдат, – сказал Евгений Михайлович. – Похоже, сегодня дождь будет.
– Не.
– Барометр низко стоит.
– Ага.
– Ну и…
– Не, не будет.
– Почему?
– Птицы вокурог высоко летают.
Явдат говорил по-русски на удивление хорошо, почти без акцента, лишь изредка искажал слова и неправильно ставил ударения. Вот и сейчас – «вОкурог» вместо «вокруг».
– Ну да, если птицы низко летают, то это к дождю, – согласно кивнул Евгений Михайлович. – Это я ещё из уроков природоведения помню.
– Ага. – Таджик громыхнул тачкой, утрамбовывая, таким образом, рыхлую зелёную травяную массу, перемешанную с бурой прошлогодней листвой. – Когда дыню сеешь, тоже низко летают. У нас дома так. Семена клюют, а стебли съедают рогатые скоты. Сеткой накрывать надо.
Евгений Михайлович относился к словам садовника со всей серьёзностью.
– Неспроста англичане увольняют садовников в последнюю очередь, – часто повторял он, напуская на себя покровительственный вид. – Старики-садовники они кое в чём больше учёных смыслят.
При этом Явдат вовсе не был стар, и смыслил очень мало. Семена овощей и цветов, которые он сеял, всходили редко, и всякий раз, когда ему позволяли взять в руки секатор, казалось, будто по саду пронёсся ураган. Честолюбивые замыслы по части садоводства были у него очень скромные – он мечтал вырастить такую большую тыкву, раз уж в Подмосковье дыни не растут, какую никто здесь не видывал. И при этом Евгений Михайлович Брагинский относился к нему с простодушным доверием. Ибо Евгений Михайлович лишь совсем недавно уверовал в загородную жизнь и, как полагается новообращённому, свято чтил земледелие, загородный общественный уклад, местные забавы и развлечения, самый облик богатого подмосковного посёлка, называемого его обитателями «деревней». Как сверкает сейчас «деревня» в лучах нежаркого майского солнца, и плодовые деревья стоят в цвету, и каштаны в пышном зелёном уборе, на сирени распускаются почки, а на розах уже появились бутоны! Ещё он чтил здешние звуки и запахи – мелодичное пение птиц, ритмичное стрекотание секторальных автоматических поливалок, бодрое урчанье газонокосилок, запах влажной земли и несравненный аромат свежескошенной молодой травы. Короче, он чтил самую суть загородной жизни (вернее, то, что полагал её сутью), пронизывающую всё вокруг, чтил и собственное «Я», которое трепетало заодно с этой живой, трепетной сутью, ибо разве сам он не частица всего этого – он, истинный землевладелец?
Сказать по правде, земли-то у него было кот наплакал. Но вот сейчас он стоял перед домом, наслаждался утренней лучезарной безмятежностью и поздравлял себя с тем, что не поддался на уговоры агентов по продаже недвижимости и не взвалил на свои плечи миллион всевозможных забот, которых потребовали бы владения более обширные. У него около восьмидесяти соток земли, пожалуй, как раз столько, сколько надо; сюда входит парк при доме, гостевой домик, бассейн, гараж на три машиноместа, огород с теплицами и несколько небольших надворных построек. Он, разумеется, вполне мог бы себе позволить купить и соседний участок, как настоятельно советовали агенты по продаже недвижимости, соблазняя большим домом с колоннадой, двумя теннисными кортами (открытым и закрытым) и большой отапливаемой оранжереей с оригинальным стеклянным куполом. Но, на его взгляд, противоестественно и прямо таки грешно помещать капитал так, чтобы не получать вообще никакой прибыли – ни сейчас, ни в будущем, которое, возможно, сулит ещё и убытки. Тем, более, что в будущее Евгений Михайлович Брагинский уже активно инвестировал, обучая своих сыновей – старшего Яшу и младшего Аркашу – в Англии, в Лондонской школе экономики, что соперничает по рейтингу с Кембриджем и Оксфордом. Нет, ему требовалось мирное жилище для спокойной жизни. Хотя, чего греха таить, возможность расширения своих угодий продолжала слегка кружить голову, и он, время от времени, поглядывал в сторону соседнего участка (который всё не продавался из-за высокой цены), благо, разделял владения не сплошной глухой забор, а лёгкий, ажурный, с большими просветами между фрагментами ковки, что создавало эффект общего ландшафтного пространства.
От нечего делать Евгений Михайлович заглянул в гараж – и убедился, что за ночь с «Лексусом», «Ленд Ровером» и «Мерседесом» ничего не случилось, затем сунул нос в надворную постройку, где квартировали газонокосилки и хранились ольховые дрова для камина, приостановился в огороде у кустов чёрной смородины (как обильно цветёт, праздник варенья удастся в этом году на славу!) И вот обход закончен – и Евгений Михайлович не спеша направился к дому – завтракать. Кстати, то был красивый трёхэтажный дом, выполненный в классическом стиле и облицованный светлой гранитной плиткой; шесть общих комнат и шесть спален – с гардеробными и с санузлами, – все отмеченные печатью элегантности и комфорта.
Жена Зина уже сидела за столом.
– Я всё обошёл, – сказал он.
– Хорошо, дорогой.
– Всё идёт прекрасно.
– Хорошо, дорогой.
– Поддержка нужна?
– Да не помешало бы, дорогой.
– Всё сделаю, Зинуля, не беспокойся.
– Ты мой герой.
Жена встала и оставила его допивать кофе. Ей надо было потолковать насчёт обеда со своей дальней родственницей – Люсей Томиловской из Одессы, исполнявшей в доме функции поварихи и горничной. У Люси были тёмные, пожалуй, даже чёрные, коротко подстриженные волосы, большой улыбчивый рот и маленькие коричневые глазки. Было что-то эскимосское в её лице, на щеках постоянно играл румянец. А обхождения она была самого резвого, что полностью соответствовало её приверженности к глупым шуткам и затасканным речевым оборотам якобы свойственным одесскому «Привозу». Хозяин дома неизменно реагировал на эти словесные эскапады кислой гримасой, правда, до острой непереносимости дело не доходило. Люся хорошо готовила, и за это ей многое прощалось.
