…Деревня Форестер – кассл, месяц спустя…
…Солнце уже скрылось за горизонтом, осветив своими последними лучами верхушки деревьев, пыльную дорогу, частички песка сверкали в его неровном свете, как алмазы, и упали на одинокую всадницу, которая скакала по дорожке. Девушка ехала верхом на крепкой упряжной лошади, гнедой масти. Выбор именно на эту лошадь пал не случайно – хоть она и выглядела чересчур грузной и неповоротливой, да и грацией верховых скакунов тоже не отличалась, зато была выносливой, и девушка уже проехала на ней долгий путь. Это было заметно по запыленной одежде всадницы и ее усталому виду.
Путешествие, и впрямь, было долгим, и девушка была рада тому, что оно подошло к концу. Во время своей последней остановки, она, пополнив запасы воды, и купив у крестьян несколько пшеничных лепешек, узнала, что деревня, которую она искала, на ее пути будет следующей. Поэтому вид крестьянских домиков из соломы, смешанной с глиной, которые облепили, словно муравьи, подножие холма, порадовали ее. Пришпорив лошадь, всадница пустила ее галопом, рассчитывая доехать до деревни до темноты. От быстрого галопа капюшон ее легкого лилового плаща из тонкой шерсти, свалился с головы, и солнечные лучи горячим золотом зажгли ее пушистые, рыжие кудри.
Девушкой этой была Дженн, та самая подружка Аманды, с которой они простились во дворе трактира более года назад. Тогда Дженн, послушав предсказание старой Долли о том, что она уже видела нареченного ей жениха, осталась в Саутхемптоне, чтобы найти его, ведь старуха обещала, что зов сердца соединит их в положенный срок.
Дженн покинула трактир Десмондов сразу после происшествия с Хью Десмондом. После того, как незнакомый приезжий гость искупал Хью в лошадином корыте, сын трактирщицы превратился в идиота. Он перестал разговаривать, и только раскачивался взад-вперед, пуская слюни. Видимо, он пробыл под водой слишком долго, тогда его едва откачали. После случившегося трактирщица и сама словно лишилась рассудка. Не в силах больше терпеть ее крики и бесконечные побои, Дженн решила сбежать. Укрепилась она в своем решении, когда мамаша Десмонд объявила девушке, что отныне та будет приносить ей доход, торгуя собственным телом. Чтобы не бросать слов на ветер, трактирщица привела какого-то купца, с жирным, как масленый блин, лицом, и заплывшими похотливыми глазами, тонувшими в складках щек.
Мерзкая физиономия купца очень походила внешне на такую же мерзкую рожу Хью Десмонда. Дженн, однако, про себя решила, что больше никогда чужие руки не прикоснуться к ней. Выручил девушку кабаний клык, когда-то подаренный ей приезжим охотником, который она носила на шее. Он все еще был острым, как бритва, и девушка ухитрилась располосовать им мерзкую физиономию купца, а потом сбежала из трактира.
Скитание по городу было не лучшим решением, но девушке улыбнулась удача – она познакомилась с вдовой торговца фруктами, которая вела все дела сама, управляясь в своей лавке. Дженн купила у нее на последнюю монету сахарную грушу, и поведала о том, что ей негде жить. Женщина, которую звали Розалин, предложила девушке стать ее помощницей, и та с радостью согласилась. У доброй торговки Дженн и прожила весь год, но шло время, и девушка понимала, что предсказанное Долли не спешит сбываться. Она жила в ремесленном квартале, и ей встречалось много молодых юношей, служивших подмастерьями у ремесленников и купцов. Очень многим нравилась хорошенькая помощница торговки, но сердце девушки оставалось глухо – никто из ее кавалеров не зажег ту самую искру, которая бы ясно сказала Дженн: «Он – мой!»
Розалин была женщиной умной и сметливой, и очень скоро обратила внимание на страдания своей юной помощницы, она и сама замечала, что на все попытки ухаживать, Дженн отвечала лишь молчаливым качанием головы. Однажды Розалин решила поговорить с ней, и позвала девушку перебирать сливы – женщина собиралась сварить их в сахаре и высушить – это было любимое лакомство многих малышей, такие засахаренные фрукты раскупались очень быстро. Вручив девушке шпильку, которой полагалось выдавливать из слив косточки, Розалин села напротив нее, подоткнув юбку.
– Ты не хочешь мне ничего рассказать, лисичка? – спросила она, обратившись к Дженн тем ласковым прозвищем, которое она придумала для девушки. Дженн тяжело вздохнула, и покачала головой, бросив сизо – фиолетовую сливу, словно подернутую восковым налетом, в глиняную миску. Розалин погрозила ей пальцем.
– И кого ты хочешь обмануть? Я вижу, как трепещет твое сердечко!
– В том то и дело, что не трепещет, – Дженн с задумчивым видом выбрала из корзины очередную сливу и выдавила из нее косточку.
Сладкий сок перепачкал ее пальцы, и Дженн машинально сунула один палец в рот, слизнув липкий, желтоватый сок. – Сегодня приходил Джон, тот самый, что служит у кузнеца…
– И снова тебе не угодил? – прищурилась торговка.
Ответом ей послужил тяжелый вздох.
– Когда-то давно, год назад, а может, и больше, одна ведьма, которую поймали охотники и везли в Бристоль, к судье, сказала мне, что я уже видела того, кого назову мужем. Она сказала, что я увижу его снова, зов наших сердец приведет нас друг к другу, – грустным голосом сообщила Дженн, – но никакого зова я не чувствую. Видно, и он тоже…
– Так вот почему моя лисичка грустит? – ласково рассмеялась Розалин, – но тут ты не права, я вижу теперь, что твое сердечко все же пытается звать твою судьбу. Может, вы слишком далеко друг от друга, поэтому он и не слышит твой призыв?
– И насколько же это далеко? – золотистые брови Дженн удивленно изогнулись, – я думала, он где-то близко, ведь я уже его встречала, по словам старухи. Но я не покидала Саутхемптона!
– Я придумала кое-что! – Розалин встала и ее светло-карие, как орехи, глаза, вспыхнули озорством, – пойдем к одной милой женщине, только, чур, судья Миллер не должен знать о ней, понимаешь?
– А кто она? – с любопытством спросила Дженн и торговка хитро подмигнула ей.
– Для сплетниц она повитуха, но на самом деле умеет заглядывать в будущее! Если бы судья или господин Уолкер узнали о ней…
Розалин не договорила, но Дженн итак все поняла. Ее сердце забилось сильнее, при мысли о том, что она снова может увидеть настоящую ведунью, о существовании которой даже не подозревала. Розалин, не откладывая дело в долгий ящик, запрягла в повозку лошадь, велела Дженн надеть темный плащ с капюшоном, а потом положила в корзину пирог с мясом, несколько сахарных груш, бутыль молока и головку сыра. Лошадью она правила сама, поэтому никто не мешал им поговорить, пока они ехали к домику повитухи.
