В небольшом, богатом царстве,
В крепком, сильном государстве,
Жил да был суровый царь,
Именитый государь.
Он сидел себе на троне,
В золотой своей короне,
Дни и ноченьки не спал,
Всё указы издавал.
Перед ним его бояре,
Ждут указа государя,
Скачут в дальние края
Исполнять указ царя:
Что, кому и как поставить,
Где строение поправить,
Где соседа потеснить,
Где нашествие отбить.
Дань собрать зверьём иль птицей,
Мужикам указ – плодиться,
Пашни тучные пахать,
В реках рыбу добывать.
Царь не царь, а все вестимо —
Жизнь и смерть для всех едины.
Стала старость подступать,
Стал царь-батюшка сдавать.
Но свой пост нельзя оставить —
Как ни есть, а надо править,
Был бы сын, так нет его,
Правда с дочкой повезло.
Раскрасавица-девица
И стройна, и светлолица,
И созрела, как орех,
Но строптива – просто грех.
Царь собрал совет старейшин
Именитых и мудрейших
Что им делать, как им быть?
Как им царство сохранить?
И решили всем советом,
Если только есть на свете
Царской дочери жених,
Пусть у нас или у них.
Разыскать его немедля,
Хоть за тридевять земель.
Если будет упираться,
Двери снять со всех петель,
Хоть в оковах, но доставить,
Рать нужна, так взять и рать.
Привести и обвенчать.
Дочь узнала про решенье
И устроила скандал:
А царевна в плачь и в слёзы,
И упрямец старый сдал:
«Хорошо, устроим праздник,
Хватит, дочь! Я слово дал!
Соберём богатырей —
Скосим травушку-пырей
Да устроим там игранья:
Скачки, игры, состязанья.
Кто окажется сильней
(Пусть хоть будет «берендей»)
Мне то что? Отдам и точка!»
Так и порешили с ней.
Пусть хоть сам царевич Змей.
Может то и небылицы,
Но вдали от той столицы,
Верст за сорок напрямик,
Жил да был один старик.
Долго жил, коль верить слухам,
Помнил давность, старину,
Схоронил давно жену,
Да и сам уж жил по дням.
Всё хозяйство сыновьям
Передал на попеченье.
И одно лишь огорченье
Угнетало старика:
Двое старшие сынка
Были ладные ребята.
Поглядишь – ума палата
И в работе молодцы,
В поле первые жнецы.
Всё на печке да бочком,
Так и звался – дурачком.
И не то, что в самом деле
Был дурак, но что не делал,
Вечно попадал впросак —
Всё не то, да всё не так.
Как-то раз почуял старый,
Что уже недалеко…
Сыновей позвал к постели,
И вздохнувши глубоко,
Стал прощаться:
«Помираю,
Да любезные мои!
Будьте в мире и любви!
Меньшего не обижайте.
Вас теперь осталось – три!»
«Старший вам в отца родного!
Помните слова мои —
Как умру похороните
И считайте строго дни,
По закону. А потом
Приходите на могилку
Ночью тёмною тайком.
Старший, средний и последний
В одиночестве со мной
Посидите, погрустите,
Да пошлётся мне покой».
Умер старый. Схоронили.
На поминках ели, пили,
Стала ночка наступать —
Старший должен ночевать.
Эк! Покойнику в угоду!
Да в такую-то погоду,
Дома мягкая кровать,
Да к тому ж охота спать,
Да жена, как тёлка греет.
«Ваня! Что-то я болею,
Ты сходил бы за меня.»
«Ладно, брат, согласен я».
В полночь травы задрожали,
Зашаталась вдруг земля
И раскрылась тут могила,
Закачались тополя.
Страшно стало – как-никак!
«Ты ли это сын мой старший?»
Тут нахмурился покойник
И сказал себе: «Так, так!»
На другую ночь вторично,
Просит Ваню средний брат:
«Ты сходил бы на могилку,
Ты же знаешь, ведь рад
За тебя замолвить слово,
Ты ж родной, мой младший брат».
«Ладно!» – младший отвечает.
Вновь идёт и вновь встречает
Над могилою отца,
Слышит голос мертвеца:
«Ты ли это, сын мой средний?»
«Нет, родимец мой, не так.
Это я – Иван-дурак!»
Вот и третья ночь приходит,
Ночь темна, луна не всходит,
Ветер воет на крестах,
Что-то движется в кустах.
Загудело, задрожало,
Закачались все кресты.
«Здравствуй, Ваня! Это ты?»
«Значит ты мне всех милей,
Подойди ко мне смелей».
Повернулся в чисто поле,
Свистнул так, что поневоле
Задрожали лепестки…
И прислушался. Вдали
Конь заржал едва приметно
И старик в ответ на это
Зычным голосом зовёт,
Словно колокол поёт:
«Сивко-Бурко, мой Каурко!
Ты, как грозный дух степной,
Ну-ка! Стань передо мной!»
«Как служил ты верой-правдой
Деду, прадеду и мне,
Как служил всегда и всюду
Роду нашему в войне.
Послужи теперь Ивану,
Защити его от раны,
Не покинь его в беде,
Будь, как верный конь, в узде!»
«Ну прощай! – сказал Ивану, —
Мне пора, уж звезды манят,
Приближается рассвет…»
Смотрит, а отца уж нет.
Подошел к коню Ванюша,
Почесал тихонько уши,
Гриву косами заплёл,
Повернулся и пошёл.
«Ты гуляй покуда в поле,
Я ведь сам пока в неволе.
Кушай сочную траву,
Если надо, позову».
Утром спрашивают братья
Из пухового объятья:
«Ничего! Спалось и ладно!
Мне ведь это не накладно».
«Ну и то добро, что так, —
А в уме, – хорош дурак!»
«Ты, Ванюша, не зазнайся,
Будь сегодня на хозяйстве.
Ты ведь с детства нелюдим,
А мы с братом поглядим.
Нынче в городе гулянье,
Ото всюду собрались,
Съехались на состязанье,
Очень важные гонцы,
Удалые молодцы!
А на ярмарке товары,
Будут важные купцы.
Привезём тебе гостинцев,
Будут клоуны, певцы.
Будут также состязаться:
В цель стрелять и лезть на шест —
Дочки царской добиваться —
Женихи из разных мест!»
«Да куда тебе дурак!
Ты сиди себе на печке,
Сопли шморгай на кулак».
Как Ванюша не просился —
Не берут его никак.
И поехали, а Ваня
Вышел в поле за село,
Свистнул, крикнул Сивку-Бурку,
Ветром травы понесло.
Смотрит в поле, на раздолье,
Богатырский конь бежит,
Очи молниями блещут,
Из ноздрей огонь валит.
«Что, Иванушка, невесел,
И о чём душа болит?
Буйну голову повесил.
Что за грусть тебя томит?
«Да, хотел бы я, Каурко,
В царский терем полететь
И хотя б одним глазочком
На невесту поглядеть.
Да куда мне – вот такому?»
«Э-э… Ванюша, не тужи!
Полезай-ка ко мне в ухо
В левое. Да, не дрожи!»
Влез Иван в одно. А справа
Вылез добрым молодцом,
Стройным сильным удальцом.
Сел на Сивку, сел на Бурку
И в мгновение очей,
Очутился средь народа,
