– Ты не видел моего кота? – спросила она.
Он сидел за компьютером, на экране которого, повинуясь его мыслям, выстраивались длинные строки кодов. Услышав про кота, он посмотрел на вошедшую в комнату молодую женщину.
«Почему она продолжает спрашивать меня про своего кота?» – подумал он. – «После шестого числа приедет „Грузовичкофф“ и развезет нас в разные стороны. Чем ближе эта дата, тем настойчивей она спрашивает меня про своего кота. Мне кажется или это действительно так?
Что это? Желание проверить все ли ее вещи на месте? Глупо. Кот игнорирует меня, я игнорирую кота. Получается, что мы живем с ним в разных непересекающихся вселенных, и уже только поэтому я не могу знать, где ее кот.
Или это попытка начать скандал? Чтобы я, неудачник и терпила, запомнил это расставание до конца своей жизни.
А может быть, это робкая попытка наладить отношения? Ну, не может ее гордость позволить прямо сказать: „Давай все исправим. Пусть все будет, как прежде“. Если это так, то, тогда понятно почему эти вопросы участились по мере приближения „Грузовичкофф“. Времени остается все меньше и меньше. Блин, ну, конечно! Вот, я – кретин! Она была права, когда говорила, что я все неправильно понимаю, что до меня все слишком долго доходит. Сколько раз она меня уже спрашивала про своего кота!? Ведь, это все были ее попытки пойти на сближение, а я только отмалчивался. Я же мужчина, в конце концов! Я должен быть решительным и не бояться протянуть руку на этот замаскированный призыв».
Он встал, подошел к молодой женщине и попытался ее обнять.
– Что ты делаешь! – возмутилась молодая женщина, уклоняясь от его рук. – Ты всегда меня не понимал. Я просто спросила, где – мой – кот?
***
А ведь когда-то кота не было!
– Ты не видел моего кота? – спросила она.
Он сидел за компьютером, на экране которого, повинуясь его мыслям, выстраивались длинные строки кодов. Услышав про кота, он посмотрел на вошедшую в комнату молодую женщину.
«Кота не видел, но зато вижу очень симпатичную молодую женщину. Как это у нее получается? Минуту назад она шуровала ножами и поварешками на кухне, и к ней было страшно подойти. Но минута прошла, и я вижу совсем другую женщину. Те же черты лица, те же формы. Но улыбка на ее лице все меняет. Эта улыбка заставляет меня душою и телом тянуться к ней. Ох, ты! Это же беззастенчивая манипуляция слабым мужским полом! Ну и хрен с ним! Пусть манипулирует!»
Он оставил в покое свои строчки кодов, подошел к молодой женщине и обнял ее.
– Ммм, мой котик нашелся, – обвивая его шею руками, сказала она.
И он, и она знали, что других котиков в их доме не было.
Конец
***
– Что за фигура? —спросил я.
– Колодец, – ответил ВиктОр.
– Играл?
– Наблюдал. Место здесь козырное. Солнце не печет и ментов нет. Еще в школе здесь часто бухали.
Где-то за спиной шумел Кутузовский, а внизу, под горкой располагалась городошная площадка. Один щупленький старичок примерился здоровенной битой по фигуре, стоящей на краю площадки, размахнулся и … опустил биту. Потом развернулся к таким же тщедушным старичкам, наблюдавшим за его действиями, и что-то сказал. Все рассмеялись.
– Что за доходяги? – спросил я.
– Доходяги! – хмыкнул ВиктОр. – Бывшие партийные боссы на пенсии. Все из ближайших домов. Площадка только для них.
Я по-другому взглянул на кучкующихся внизу старичков.
– Блин, Андрюха, – взорвался ВиктОр. – Мы пить будем?
– Подожди, – остановил я его экспрессию.
Старичок снова взялся за биту и нацелился на свой «колодец».
***
(около часа назад)
– Друганы, – проорал ВиктОр. – Кто идет с вокзала нажраться?
– Все! – взревело десяток глоток.
Наши офицеры только-только прошли по вагонам, проверяя не нарушают ли безобразия их подопечные, так что опасаться было нечего. За окном уже пошли дальние районы Москвы. Двадцать минут – и наши военные сборы наконец закончатся.
– Возьмем беленькой, – сказал подсевший ко мне Сокол. – На улице жара. Портвейн пить не хочется.
– Я бы сухонького тяпнул, – сказал Колька.
– Чего? – возмутился Сокол.
– Для начала, – пошел на попятную Колька. – А ты Айрат что будешь?
– Нам, татарам, все равно, – придуряясь, ответил с верхней полки Айрат.
И я, и Сокол, и Колька, и Айрат учились в институте в одной группе, а на сборах попали в одно отделение, которым командовал другой наш одногруппник ВиктОр.
Такие были планы, но жизни рассудила по-другому.
На вокзале Сокола встретил его отец, полковник авиации, хорошо знавший о пагубном пристрастии сына. Айрата увел дядя, работавший в подмосковных Химках на ракетном заводе. Кольку встретила Лена. Очень симпатичная девушка с уже заметно округлившимся животом.
***
Остались мы вдвоем. Я и ВиктОр. Пить совершенно не хотелось. Не так я представлял себе возвращение после месячных военных сборов. А, с другой стороны, если я сейчас уйду и доберусь до своей общаги, то все равно напьюсь. Уж там-то, точно – дым коромыслом.
Я посмотрел на старичка, размахивающего битой, и в голову пришла идея. Выбьет он этот свой «колодец», останусь пить с ВиктОром. Только чтобы одной битой. Чтобы сразу все деревяшки снесло. Чтобы ни одной не осталось. Ни даже щепочки.
Старичок наконец решился, и бита отправилась в полет. Она успешно долетела до края площадки и неожиданно сильно врезалась в ничем не повинный «колодец». Деревянные цилиндрики смело словно ураганом, словно их и не было.
Я повернулся в ВиктОру, который держал большую бутылку «Агдама» с уже срезанной пластиковой пробкой.
– Наливай, – сказал я.
– Наливаю, – обрадовался ВиктОр.
Конец
***
– Русский, русский, ты еврей?
– Нет, я – русский.
– Русский, русский, ты еврей?
– Нет, я – русский!
– Русский, русский, ты еврей?
– Да, да, я – еврей!
– Надо же! А как похож на русского!
* – Доброго пути – здесь и далее перевод автора.
Ехать в Душанбе через Москву мне не хотелось. Но в вокзальных кассах Краснодара сказали, что прямого рейса в город моего детства и юности нет. Посмотрев на карту СССР, я понял, что мне главное перебраться через Каспийское море. В результате я взял билет на самолет до Оренбурга. За работу плавруком в трудовом летнем лагере для подростков мне заплатили за три месяца сполна, и в деньгах у меня стеснения не было.
В Оренбурге сразу же купил плацкарт до Ташкента. Купил бы до Душанбе, но опять, как назло, таких билетов мне не досталось. Наверное, стоило бы заволноваться, но я был спокоен. Поезд довезет до Ташкента, а там останется только около суток пути до города, где я когда-то родился и вырос.
Отношения русских и таджиков тогда складывались достаточно странно. На площадях висели лозунги «Зинда бод дустии халки СССР»* (Да здравствует дружба народов СССР). Но, придя после лета в пятый класс, я обнаружил, что мои школьные друзья «за глаза» называют таджиков ни много, ни мало «звери». Был даже такой анекдот, в котором речь велась от лица таджика: «Пачиму Медведев —чиловек? Пачиму Волков – чиловек? Пачиму даже Зайцев – чиловек? Но пачиму Саидмуродов – зиверь?» Удивительно, что такой махровый расизм не мешал никому из нас дружить со своими сверстниками-таджиками.
