ПРОЛОГ
Задыхаясь от бега, убирала непослушные прядки волос, липнувшие к лицу, покрытому испариной. Перепрыгивая через несколько ступенек, хотела добраться до крыши как можно быстрее.
Руки скользили по гладким перилам. Цепляясь за них, бессмысленно считала, сколько же осталось до верха.
Дверь оказалась открытой. Повезло!
Крыша встретила меня едким запахом разогретого битума. Щурясь от яркого солнца, неловко осмотрелась. Полопавшийся рубероид, антенны, какие-то уступы и трубы.
Я захлопнула дверь за собой, пожалев, что нет засова или какого-то предмета, которым можно было бы заблокировать ручку.
Плюнув на всё, откинула волосы с лица и пригладила их. Сердце колотилось так, что ещё мгновение, и оно лопнет от напряжения. Облизывая губы, нервно прикусывала их, чувствуя уже противный привкус крови.
Что же мне делать?
Память услужливо подкинула мне воспоминание о тёмном помещении, в котором пахло травами, чем-то горьким, сгоревшим деревом. Старые морщинистые руки, раскладывающие передо мной карты. Шёпот, пронизывающий до костей своим безразличным и ледяным тоном.
{Слишком длинная жизнь…}
Быть проклятой и не иметь возможности прервать всё это как можно раньше, чтобы… Чтобы никто не пострадал. Сколько на моей совести загубленных душ? Я не хочу снова это переживать.
Рыдая от бессилия, запрокинула голову.
Неужели всё, к чему я так долго и упорно шла, полная бессмыслица?
Я… я не могу!
Не могу!
– Нет! – мой пронзительный крик разнёсся в тёплом летнем воздухе. – Нет…
Упав на колени, прижалась лбом к дурнопахнущему рубероиду, не зная, что делать дальше.
Дверь с треском распахнулась, я в ужасе обернулась, чувствуя, как слёзы яро жгут мои щёки.
Он…
Он всё понял.
Вскочив на ноги, бросилась к краю.
– Алла, стой! Слышишь? Стой!
– Нет! Не подходи ко мне! Не подходи! Или… — я стояла у самого края крыши, в одном шаге от прыжка в неизвестность. Шестой этаж. После такого не выживают… А если и выживу, то превращусь в растение и никто больше не пострадает. – Или я прыгну. Я прыгну!
Мужчина испуганно поднял руки вверх, показывая всем своим видом, что и не собирается идти ко мне.
– Алла… Давай поговорим. Обычный разговор. Ты мне объяснишь в чём дело и я уверен, мы найдём выход. Только прошу, не делай глупостей.
– Ты ничего не знаешь… Ничего… — яростно шепча, сделала маленький шаг назад. Пыль, песок и каменная крошка с треском полетели вниз. Не оборачиваясь, расставила руки в стороны, сохраняя равновесие. Ветер трепал волосы, мешая рассмотреть лицо мужчины. – Ты ничем не можешь помочь. Ничем.
– Ты решила уйти так просто? А как же я? Неужели ты совсем меня не любишь? – он дотронулся правой рукой до своей груди, явно намекая на сердце, что испуганно билось там. – Не любишь?
– Люблю… — всхлипнув, зажмурилась. – Люблю больше жизни!
– Тогда дай мне руку и отойди от края. Прошу тебя… Пожалуйста!
Один шаг. Всего один…
– Алла, нет!
ГЛАВА 1
{ЗАДОЛГО ДО ЭТОГО...}
– Привет. Не думала, что так быстро вернусь… сюда. Как-то странно сейчас это говорить. Пусть время идёт, но сложно жить без вас. До сих пор не могу поверить, что живу без вас.
Моя узкая изящная ладонь коснулась холодного гранита. Его чёрный блеск ослеплял в лучах солнца. Вокруг стояла умиротворяющая тишина.
Странный шорох и шуршание гравия заставили воровато оглянуться. Никого. Пустые тенистые дорожки, одиноко стоящие кресты. Только шум ветра в высоких туях напоминал, что всё происходящее реально. Да, это не плод моего воспалённого сознания.
Здесь всегда так тихо. До этого как-то не замечала этой тоскливой оглушающей тишины. Даже птицы не поют. Изредка скрипнет гравием дорожка, уводя скорбящих людей к неутешительному напоминанию о бренности любой жизни.
– Здесь так тихо, всё никак не привыкну. В нашей квартире, оказывается, столько места. Женька, каждое утро я слышу твой смех, – я нерешительно прикоснулась к улыбающемуся лицу молодого мужчины. Он задорно смотрел сквозь тонкую оправу очков, светлые вихры как всегда торчали немного вверх. – Я всё жду, что ты зайдёшь и обнимешь меня. Скажешь мне: «Привет, моя маленькая». С кухни всё так же будет доноситься запах свежей выпечки, и мама позовёт нас завтракать. Будто мы с тобой снова оказались в детстве. Папа будет читать газету и курить свои отвратные папиросы, а мама — замахиваться на него полотенцем, обзывая паровозом.
Утерев слёзы, зарылась лицом в носовой платок, не сдерживая рыданий.
– Прости меня. Это я должна быть на твоём месте. Я должна лежать в этой земле. Но никак не вы… Господи…
Большое резное надгробие выглядело устрашающим.
Тётя Рая постаралась на славу. Трудно представить, что пережила моя мама… Сгорела как свеча. Я беспомощно отлёживалась в больнице, пока врачи по кускам собирали меня словно конструктор. Ноги на стяжке, металлические спицы и противный запах больницы. Он за полгода почти въелся в мою кожу. Даже сейчас, от одного только воспоминания, передёрнулась.
Моя ладонь с мертвенно-бледной кожей казалась почти прозрачной рядом с горячим чёрным камнем. Смотря в знакомое лицо, ласково гладила изображение улыбающейся женщины.
Почему люди на надгробиях всегда кажутся такими счастливыми? Чтобы живые меньше мучились муками совести? Не так сильно тосковали? Смотря на их лица, я испытываю только зависть. Они умерли и не знают ничего, что было после. Какого это быть совсем одной, зная, что виновата во всём.
– Здесь есть место и для меня. Моё лицо… Тётя Рая ведь не знала, что я выживу. Так странно. Савина Алла Дмитриевна. Фамилия теперь другая, придётся переделывать. Шестнадцатое августа тысяча девятьсот восемьдесят шестого. Да. Остался только прочерк. Один лишь прочерк.
Не знаю, зачем разговариваю с безмолвным надгробием. Зачем рассказываю всё это им. Иногда я ужасаюсь, что на таком маленьком клочке земли похоронено столько людей.
Савин Евгений Дмитриевич. Мой любимый старший братишка. Мама родила нас с большой разницей, почти двенадцать лет. Он был для меня самым лучшим другом. Я всегда оставалась для него маленькой принцессой. Женя любил изображать рыцаря, даря мне какой-нибудь цветок, сорванный им с ближайшей клумбы.
Савина Елена Павловна. Леночка, только-только закончила университет. Сложно сказать, что она нашла в сорокалетнем мужчине. Видимо, то самое крепкое надёжное плечо, защитника, добытчика. За Женей любая женщина могла чувствовать себя как за каменной семьёй. Мне кажется, что я даже сейчас слышу её звонкий смех, вижу милое, немного смазливое лицо настоящей куколки.
Савин Андрей Евгеньевич. Андрюшка, славный колобок. Мерзко понимать, что лицо, которое скорее подходит для детского питания, смотрит на меня задорным взглядом с каменного надгробия. Они даже его первый годик решили отпраздновать вместе с любимыми бабушкой и дедушкой. Мой подарок лежал рядом с внушительной коробкой для отца.
