Во-первых, предмет этой книги. Как вы, наверное, и предполагаете, это наши потенциальные возможности, которые, как правило, у подавляющего большинства людей так и остаются в латентном состоянии всю жизнь. Можно сказать, пылятся себе в кладовых подсознания, в то время как любому из нас они бы в жизни не помешали. Этому животрепещущему вопросу были посвящены и другие мои книги, но на сей раз я намерен подойти к нему, можно сказать, с другого конца. Потому что теперь я знаю, во-первых, что именно из описанных мною в прежних книгах психотехник воздействия, а также развивающих приемов и методов вызывает затруднения, а то и вовсе не получается у кого-то из тех, кто за них берется, а во-вторых, мне понятны и некоторые причины затруднений данного рода. Вот я и хочу попытаться эти причины устранить. Иными словами, я намерен, исправляя собственные недочеты, предложить конкретные советы, которые могут существенно облегчить людям овладение некоторыми своими потенциальными возможностями, которые все еще им недоступны.
Особенность же моего подхода к проблеме заключается в том, что, в отличие от некоторых коллег, я предлагаю начинать не с действий, а с психических настроев, которые только и делают возможными любые действия. Однако будем двигаться по порядку.
Наши потенциальные возможности
Я уже сообщал в своих работах – и по-моему, не один раз, – что нормальный человек способен за целую жизнь освоить от двухсот до четырехсот (последняя цифра верна лишь для отдельных индивидуумов) смысловых позиций. Я имею в виду какой-то цельный навык: вождение автомобиля, игра в теннис или на фортепиано, специальность фрезеровщика, гримера или официанта, врача или экстрасенса (не депутата, премьер-министра или президента – эти занятия определенный смысл, наверное, имеют, но смысловые позиции, увы, не образуют).
Конечно, любым из перечисленных навыков люди, посвятившие его освоению достаточное время, овладевают, – в разной степени, конечно, но все-таки овладевают. Скажем, токарь или фрезеровщик тоже может гениально владеть своим ремеслом, то есть быть способным отфрезеровать или выточить что-то такое и так, как никто, кроме него, не сумеет. Вспомните лесковского мастера Левшу, подковавшего блоху – пусть не фрезеровщик он был, но тоже работал с металлом: в общем, будем считать его универсальным мастером по металлу экстра класса.
И это, конечно же, способности сверхнормальные. Точно так же, как, например, у Моцарта, писавшего в шестилетнем возрасте вполне приличные пьесы.
Или «наше все» – Пушкин, из которого стихи сыпались, как из рога изобилия. Для сравнения возьму весьма уважаемого литератора Серебряного века господина Ходасевича. Тот за 2 года упорной работы над книгой стихов сумел выдавить из себя всего 28 стихотворений, причем очень коротких. Среди них были даже просто четверостишия.
Например, такое:
«Пробочка над крепким йодом,
Как ты скоро перепрела!..
Так, вот, и душа незримо
Жжет и разъедает тело».
Кстати, Даниил Андреев, очень уважаемый человек в среде мистицизма, – как, кстати, и его брат, занимавшийся литературоведением, – восхищался глубиной мысли, заложенной в этом четверостишии, и точностью образа.
А на мой взгляд, сие творение Ходасевича отнюдь не рождено, а изобретено, то есть придумано в муках. Что, бесспорно, снижает его ценность в свете того, о чем мы с вами беседуем. Зато у Пушкина стихи молниеносно рождались и бродили, как хмельной напиток, в его курчавой голове… И это, бесспорно, – тоже сверхнормальные способности. А ведь в лицее он был, по-нашему, двоечником: закончил курс предпоследним.
Примеры совсем уж «волшебных» способностей я приведу немного позже.
В общем, нам придется констатировать тот факт – для кого-то печальный, а для кого-то и наоборот, – что нормальным для каждого из нас является какой-то собственный набор возможностей. Кто-то другой может больше, ну а кто-то – меньше.
Вспоминаю первую половину 90-х годов прошлого века, когда жив был Вячеслав Цой, чьим именем названа у нас Академия боевых искусств, – его убили в августе 96-го, и до сих пор, как у нас водится, не выяснено, кто это сделал. Скорей всего, какие-то криминальные разборки. Могу только предположить, из-за чего.
Так вот, у Вячеслава был отличный тренировочный зал неподалеку от Невского проспекта. И пускал он туда не только профессионалов и тех детишек, из которых растил бойцов (не лично, конечно, – у него работала группа сильных тренеров), но и просто своих знакомых, интересовавшихся боевыми искусствами Востока. Более того: очень часто Цой приглашал из-за границы самых именитых мастеров, чтобы провести цикл занятий по тому или иному виду искусств. Причем не только по хапки-до – это его «родной» стиль, – но и по внутренним стилям боевых искусств: тайцзи, багуа, синь-и.
Должен заметить, что меня-то интересовали как раз внутренние школы – работа с энергиями, в том числе и психическими, цигун, нейгун и т. п.
Ну, и вместе со мной в течение полутора лет приходил в зал Цоя на тренировки один молодой университетский китаист – кандидат наук, между прочим. Он пытался освоить стиль лян-си-фа багуа. И даже не стиль целиком, а просто тао-лу – всего лишь круговую форму стиля, которая обычно исполняется на показательных соревнованиях.
Вообще-то, багуа можно смело назвать вершиной внутренних школ – тем более лян-си-фа: стиль восьми триграмм, считающийся самой изощренной разновидностью багуа. (Обычно учителя багуа, начиная с легендарного Дун Хайчуаня, берут в обучение только тех учеников, которые уже овладели в достаточной степени каким-то другим стилем – например, тайцзи или синь-и.)
Но первая ладонь круговой формы лян-си-фа – это лишь вступление к тао-лу; по-моему, она проста как дважды два. Конечно, если копнуть поглубже, то и в ней сыщется множество тонкостей, но тому парню, честно говоря, было не до них. Ему лишь хотелось научиться выполнять, скажем так, что-то, похожее на тао-лу багуа стиля лян-си-фа.
И вот в течение полутора лет я наблюдал, как он 2–3 раза в неделю, часа тоже по три, пытался освоить эту первую, можно сказать, вступительную ладонь. И, к превеликому сожалению, абсолютно безрезультатно. Всякий раз он бодро являлся на занятие и к его концу, вроде бы, что-то приблизительно запоминал, – очень коряво, конечно, но что-то похожее на эту коротенькую ладонь он все-таки воспроизводил. Однако уже на следующем занятии выяснялось, что он снова не помнит ничегошеньки. И парень заново принимался осваивать все тот же нехитрый набор начальных движений. С обреченной настойчивостью Сизифа!
Я все ждал: когда же ему надоест попусту убивать время? Но то был очень упорный человек – недаром сумел одолеть китайский! Он долго не хотел сдаваться…
