Я посвящаю этот том Культурно-исторической (КИ) психологии игре, или, вернее, игротехнике, как важнейшему приему прикладной психологии вообще.
Действенность этого метода я проверил, что называется, на собственной шкуре, когда подвергся идеологическим гонениям за свое, как это было названо, «учение» и находился в разработке госбезопасности, так что теперь не понаслышке знаю, что испытывали люди в тридцать седьмом году…
Общество наше стало идеологической провинцией Соединенных Штатов и очень хочет, чтобы у нас все было как у них – стерильно и рафинировано…
Для меня, как для действительного психолога, все это имеет мистический оттенок. Я не могу удержаться, чтобы подобно Толкиену накануне второй мировой войны, не прозревать, как темные силы из Мордора сгущаются над Россией. Все больше русских засыпают вечером обычными русскими душевными людьми, а просыпаются утром, словно от толчка, с погасшими глазами, в которых нет больше ни искорки душевности. А после этого они встают в колонны и идут строить Светлое будущее новой России западного образца.
История своего народа, его величие и гордость, красота и душевность, становятся просто неинтересны и скучны новому человеку. Новый русский человек «сам знает» из интернета и телевидения, что ценно, что важно, и ради чего надо жить. Война Отцов и детей, начавшаяся в середине позапрошлого века, окончательно выиграна детьми, и мы благополучно вступаем в новое средневековье, точнее, в Мрачные века без души и надежды. Телесность победила…
Телесность правит даже в психологии. Огромные научные школы, возглавляемые академиками, разрабатывают те или иные направления психофизиологии и под это получают финансирование. Система телесности пронизывают всю науку на уровне государственного устроения и бюджетного финансирования. Диким животным и свободным душам места больше нет!
Именно поэтому, несмотря на жесткое осуждение общественного мнения, я написал книгу об игре в прикладной психологии, и буду обсуждать даже те игры, которые объявлены недопустимыми современной нравственностью, поскольку рождаются из первобытных инициаций.
Это не публицистика, не призыв к слому устоявшихся норм, это научное исследование, не имеющее целью ничего менять, кроме мировоззрения психологов. Мне самому, когда пресса и оклеветавшие меня мерзавцы устроили судилище надо мной, травили и шельмовали, очень требовался хотя бы одинокий голос в защиту. Думаю, то же самое сейчас чувствует ошельмованная и объявленная несуществующей русская душа.
Она не загадочная, она просто под запретом общественной нравственности, и общество, в своих нравственных устремлениях, считает подозрительным, если психолог верит в душу. Заговорить сейчас о душе, значит мгновенно вызвать подозрения, потому что никакой души у современного человека нет!
И все же душа есть!
Эта моя работа, как и все предыдущие, написана с использованием добытых во время этнографических экспедиций знаний о народной психологии, которые хранились в среде называвших себя мазыками потомков верхневолжских офеней.
Книга по прикладной психологии, посвященная использованию игр в психологии, с неизбежностью должна включать в себя три части: исследование игры, дающее психологу понимание того материала, с которым он будет работать, описание той части души, которой свойственно играть, и принципы, методы и приемы использования игры в психологических целях.
Самое трудное пока – это описать душу, поскольку Наука о душе не существует. Поэтому в этой книге я, скорее, ограничусь сбором материала для подобного описания. Все остальное проще.
Сама постановка задачи – обосновать игровую работу в психологии и обучить ей начинающих, непроизвольно заставляет видеть эту часть книги главной. Надо признать, что для изучающего этот предмет цель действительно будет смещена именно в прикладное использование игры. Однако лично моя цель в данном случае несколько иная и определяется необходимостью иметь теоретическое обоснование прикладной работы.
Как прикладнику, четверть века вполне успешно использовавшему игру в психологической работе, мне есть чем поделиться с начинающими. Даже простой рассказ об опыте другого психолога всегда полезен для профессионального роста. Однако сам я вижу главной задачей собственного исследования в этой книге – самое начальное обоснование психологии как Науки о душе.
Игра, особенно опыт успешных игр, оказываются для меня поводом осмыслить, что же было в них действенным и как происходило обращение к душам. Соответственно, какой отклик вызывают игры в душе, и что именно в ней отзывается, когда погружаешь человека в игровую обстановку.
Предполагаю, что осмысление игрового опыта может стать путем в действенную психологию и даст некое фундаментальное понимание нашего предмета, которого на сегодняшний день лишена академическая психология в силу своей религиозной приверженности принципам «естествознания».
Я говорю о «религиозной приверженности естествознанию», ставя к тому же «естествознание» в кавычки, имея в виду, что естествознание в психологии отнюдь не изучает то, что есть, то есть естество или природу человека, а верит, что человек – это тело с его физиологией. И все душевные сложности – итог усложнения организации вещества.
Слепая приверженность принципу веры ведет к искусственному ослеплению. В науке это означает заблуждение, благодаря которому психолог, твердо придерживающийся академических убеждений, по определению не может быть прикладником, потому что прикладником в таких условиях может быть только физиолог.
У психологии есть свой предмет. Этот предмет – душа. И как только начинаешь исходить из этого, открываются безграничные возможности для любой прикладной работы и для научного обоснования прикладной психологии.
Культурно-историческая (КИ) психология является частной психологической дисциплиной, имеющей своим предметом содержание человеческого сознания. Исходя из того, что сознание наше по своей природе есть тонкоматериальная среда, имеющая объем и способная хранить в себе содержания в виде знаний, КИ-психология исходит из признания временной последовательности заполнения сознания содержанием.
Иначе говоря, каждое знание, которое мы обретаем, хранится в виде образов, и образы эти уложены в сознании последовательно, а по смысловым связям – слой за слоем.
Само слово «сознание» возникает в русском языке как отражение понятия о знаниях. Исходно среда, содержащая знания, называлась в народе парой от слова «пар». Пара без знаний, так сказать, в стихиальном состоянии, называлась у мазыков, с которыми мне пришлось столкнуться как этнографу в восьмидесятых годах прошлого века, стих. А пара со знаниями – сознанием.
