Александр и Максим долго смотрели друг на друга, не говоря ни слова, завидав безголовый труп по середине улицы. Наконец Максим вынул электронный кальян изо рта и медленно, словно в трансе, заговорил:
– Это… кто… такой?
Начало не очень-то располагало к продолжению беседы.
– Сейчас, право, не знаю, сударь, – отвечал Александр робко. – Я знаю кем был я сегодня утром и с головой, когда проснулся, а тут головы нет. Хотя и на счёт себя я не уверен, я уже несколько раз менялся за это утро, как и все люди. Всё меняется и не так медленно, как мы представляем.
Вокруг них собралась толпа, но мужчины продолжили разговор:
– Что это ты выдумываешь? – строго спросил Максим – Да ты в своём уме?
– Не знаю, – отвечал Александр. – Должно быть оторванная голова этого мужчины меня уже изменила и мой разум стал не моим. Видите ли…
– Не вижу, – сказал Максим.
– Боюсь, что я не сумею найти объяснение, как он потерял голову, хоть мне и любопытно – предупредительно промолвил Александр. – Я и сам ничего не понимаю. Столько странностей в один день кого угодно собьёт с толку, даже меня.
– А чего ещё странного ты заметил сегодня? – спросил статно Максим.
– Я видел на улице на листе куста синюю гусеницу. Какую-то неестественно большую. Мне от этого уже тогда стало не по себе, потом собака, когда я ехал в участок агрессивно выла. Знаешь и напоследок перед нашим участком по среди дороги этот труп. – лаконично ответил ему Александр.
– Не собьёт тебя это с толку, – сказал Максим.
– Вы с этим ещё, верно, не сталкивались, – пояснил Александр. – Но, когда гусеница превращается в куколку, а потом в бабочку это тоже немного может сбить с толку. Так и здесь – вчера этот человек был с головой, а сейчас он по неизвестной причине безголовый труп. Метаморфоза. Это странно.
– Нисколько! – сказал Максим.
– Что ж, возможно, – проговорил Александр конструктивным тоном. – Я только знаю, что на мой взгляд это странно.
– На твой взгляд! – повторил Максим с презрением. – А кто он такой?
Это вернуло их к началу разговора. Александр немного рассердился – уж очень неприветливо Максим с ним разговаривал. Он выпрямился и произнёс, стараясь, чтобы голос звучал повнушительнее:
– По-моему это ты мне должен сначала сказать.
– Почему? – спросил Максим.
Вопрос поставил Александра в тупик. Он ничего не мог придумать, а Максим, видно, просто был не в духе, так что Александр повернулся и пошёл в участок.
– Вернись! – Закричал Максим ему вслед. – Мне нужно добавить к нашему разговору кое-что очень значимое.
Это звучало заманчиво и Александр вернулся.
– Держи себя в руках! – сказал Максим.
– Это всё? – спросил Александр, стараясь не сердиться.
– Нет, – отвечал Максим.
Александр решил подождать, всё равно рабочий день ещё не начался и делать ему было нечего, а вдруг Максим скажет что-нибудь стоящее? Сначала тот долго сосал кальян, но наконец вынул аппарат изо рта и сказал:
– Значит, по-твоему, ты изменился?
– Да, сударь, – отвечал Александр, – и это очень грустно. То я кажусь себе одного роста, то другого и ничего не помню.
– Ничего не помнишь? – спросил Максим.
– Ничего! – сказал с тоской Александр. – Я пробовал прочитать «451° по Фаренгейту» Рея Бредбери и в результате попытался пересказать и получилось что-то совершенно иное.
– Попробуй Пушкина А. С. «Евгений Онегин», – предложил Максим. – Это моё любимое стихотворение.
И, не дожидаясь, пока Александр начнёт, Максим стал читать сам:
Не мысля гордый свет забавить,
Вниманье дружбы возлюбя,
Хотел бы я тебе представить
Залог достойнее тебя…
– Как там дальше? – спросил Максим.
– Не знаю, – отвечал грустно Александр. – Я тоже помню только начало.
– Что ж, читай сначала, – сказал Максим. – Хорошие стихи всегда приятно послушать.
Люди начали возмущаться, что они стоят и говорят о поэзии рядом с трупом, но Александр сложил руки и начал:
Не мысля гордый свет забавить,
Вниманье дружбы возлюбя,
Хотел бы я тебе представить
Залог достойнее тебя,
Достойнее души ярко-красной,
Святой исполненной мечты,
Поэзии живой и небезопасной,
Высоких дум и простоты;
Но так и быть – рукой напрасной
Прими собранье пестрых глав,
Холостых, скупых,
Простонародных, идеальных,
Небрежный плод моих забав,
Бессонниц, легких вдохновений,
Незрелых и увядших лет,
Ума холодных наблюдений
И сердца горестных замет.
– Все неверно, – сказал Максим.
– Да, не совсем верно, – робко согласился Александр. – Некоторые слова не те.
– Все не так, от самого начала и до самого конца, – строго проговорил Максим.
Наступило молчание.
– А какого роста ты хочешь быть? – спросил наконец Максим.
– Ах, все равно, – быстро сказал Александр. – Только, знаете, так неприятно всё время меняться и быть разным…
– Не знаю, – отрезал Максим.
Александр молчал: никогда в жизни ему столько не перечили, и он чувствовал, что теряет терпение.
– А теперь ты доволен? – спросил Максим.
– Если вы не возражаете, сударь, – отвечал Александр, – мне бы хотелось хоть капельку подрасти. 179 – такой ужасный рост!
– Это прекрасный рост! – сердито закричал Максим и выпрямился во всю длину. (Он был ровно 179 см.)
– Но я не чувствую себя комфортно с этим ростом! – жалобно протянул бедный Александр. А про себя подумал: «До чего ж они тут все обидчивые в этом городе!»
