Пока ты чувствуешь себя жертвой, он будет охотиться на тебя…
Зверь жадно втянул носом воздух, будто надеялся тут же, в чудовищной смеси запахов, уловить сладкий аромат жертвы. «Где ты, тварь?» – подумал зверь и огляделся. Каменные джунгли обступали его со всех сторон прямоугольными коробками зданий, лезли в глаза яркими пятнами рекламных плакатов и витрин. Мимо непрерывным потоком текла транспортная река, оглушая гудками клаксонов, грохотом трамваев, визгом шин по асфальту, и терялась в глубоких ущельях улиц. Человеческое стадо толкалось на тротуарах, вклинивая в уличный шум разноязыкую, многоголосую людскую речь.
«Я знаю, я чувствую – ты где-то здесь!» Он прищурил серые волчьи глаза, всматриваясь в толпу. Но лиц было так много, что все они сливались в вязкую, однородную массу. Разум подсказывал ему, что искать вслепую человека в этом десятимиллионном муравейнике бессмысленно. Но зверь в его душе только фыркал и ухмылялся: «Я найду тебя, тварь, из-под земли достану, а потом загрызу, но не насмерть. Я зубами разорву твои сухожилия, лишив возможности двигаться, и буду с наслаждением наблюдать, как ты истекаешь кровью!»
Он повернул голову вправо и увидел метрах в пятидесяти «зебру» пешеходного перехода и мигающий хитрый глаз светофора, поправил на плече спортивную сумку и двинулся сквозь толпу. В нем уже включился инстинкт охотника. В крови вскипал пузырьками азарт ищейки, идущей по следу. Чем сложнее, чем невыполнимее казалась задача по поиску иголки в стоге сена, тем быстрее стучало сердце, разгоняя кровь по всему организму, наполняя мышцы упругой силой и выносливостью. И пусть в нос бьет запах пыли, горячего асфальта и выхлопных газов, смешиваясь с вонью тысяч потных человеческих тел. Звериный нюх поможет ему уловить запах страха, идущий от жертвы.
Вместе с десятками других пешеходов он пересек проспект и зашел в большой супермаркет, чтобы купить бутылку воды. Его мучила жажда. Он сомневался, что ее можно будет утолить простой минералкой, потому что это была жажда крови. Эта тварь сбежала от него, прихватив щенков, решила спрятаться в мегаполисе. Наивная дура! Она так и не поняла, что уйти от НЕГО нельзя, разве что в могилу. И теперь он ее найдет и уничтожит. Взяв с полки бутылку «Бонаквы», он открутил крышку и жадными глотками стал пить прямо из горла, пытаясь притушить бушующий внутри огонь ненависти. Выпив бутылку до дна, он снова закрутил крышку и пошел к кассам, незаметно сунув пустую бутылку между стеллажами с крупами.
Так и не заплатив, он вышел на улицу и улыбнулся хищной улыбкой людоеда: охота началась…
***
Александр Плужников нажал на кнопку пульта, и створка ворот плавно поехала в сторону, открывая проезд на территорию участка. Большой темно-синий «рендж ровер» медленно подкатил к современному двухэтажному коттеджу из стекла и бетона. Закатное солнце отражалось в огромных, во всю стену, окнах слепящими оранжевыми бликами, превращая обычный жилой дом в хрустальный дворец таинственного волшебника.
Оставив машину возле гаража, Александр прихватил папку с документами и усталой походкой направился к дому. В окно кухни, слегка отодвинув занавески, выглядывала миловидная пожилая женщина и счастливо улыбалась.
– Наконец-то, сыночка! – Аделина Сергеевна всплеснула пухлыми ухоженными ручками, встречая сына на пороге.
– Привет, мам! – кивнул тридцатишестилетний «сыночка» с высоты своих метр девяносто. – Как дела?
– Ну как у меня могут быть дела, – вздохнула мама, скорбно поджав губы. – Ты весь день на работе, все время занят, а я тут скучаю совсем одна!
Он скинул в прихожей ботинки, прошел в гостиную, положил папку с документами на журнальный столик и отправился на кухню, влекомый аппетитными запахами. Ужасно хотелось есть, ведь за весь долгий, суетливый рабочий день ему так и не удалось выкроить время на полноценный обед.
– Мам, если тебе здесь скучно, зачем надо было сдавать свою городскую квартиру? Ходила бы сейчас по театрам и музеям, а не сидела в глуши за забором, – сказал Плужников, с любопытством заглядывая под крышку сковороды, стоящей на плите. – Что у нас на ужин? О, котлетки!..
– Как это зачем?! Ты знаешь, какая пенсия у педагога с сорокалетним стажем? Слезы, а не пенсия! А тут хоть какая-то дополнительная копеечка, – с нотками обиды в голосе ответила мама.
– Ну что ты говоришь, мама! Разве я когда-нибудь отказывал тебе в деньгах?
– Я не хочу сидеть на твоей шее! Подожди, еще наступит время, когда я стану совсем старой и беспомощной. Вот тогда и будешь тратить на меня деньги. А пока я в состоянии позаботиться о себе сама.
Он сел за стол и потянулся за хлебом. Но Аделина Сергеевна хлопнула сына по руке пухлой ладошкой и строго добавила:
– Сначала руки помой, а потом садись за стол! Сколько тебя учить надо?
Спорить, как всегда, совсем не хотелось. Пришлось вставать и тащиться в ванную, мыть руки. Плужников подозревал, что до глубокой старости будет ощущать себя ребенком в присутствии мамы. Но сдаваться без боя не собирался.
– Мам, а почему ты отказалась взять банковскую карту, когда я открыл тебе счет в банке? Это же так удобно.
– Вот еще, – фыркнула Аделина Сергеевна, – связываться с банковскими картами! Чтобы на меня напали какие-нибудь бандиты у банкомата и ограбили? Ты этого хочешь?!
Александр мысленно закатил глаза к потолку.
– Хорошо, давай я буду давать тебе наличные. Неужели я не смогу обеспечить собственную мать?! – Плужников вернулся за стол и принялся с аппетитом за ужин.
Аделина Сергеевна с увлажнившимися глазами подошла к сыну и поцеловала его в светловолосую макушку.
– Золотце ты мое, Сашенька… Не надо мне твоих денег, обойдусь. Буду сдавать квартиру. Мне на карманные расходы хватит. Вот только неудобно мне… Я чувствую, что мешаю тебе здесь.
– Мам, что за глупости? – Плужников даже вилку отложил, подняв на мать укоризненный взгляд. – В этом доме два этажа и чертова прорва комнат. Здесь можно разместить роту солдат на постой, и всем места хватит. Как ты мне можешь помешать?
– Сыночка, но ты ведь взрослый мужчина. Вдруг у тебя появится девушка, ты захочешь привести ее в свой дом, а тут я… Ты постесняешься. А я так хочу, чтобы ты наконец женился. Внуков понянчить хочется.
Умильно-трогательное выражение лица матери рассмешило Плужникова. К тридцати шести годам он понял, что на свете просто не существует женщины, способной понравиться придирчивой до мелочности Аделине Сергеевне. Перечень требований к будущей избраннице сына был столь велик, что никто, решительно никто не мог ему соответствовать.
