Эля Азова родилась глухонемой: по какой-то причине её нервная система отторгла кохлеарный имплантат1 – акусту.
Юстас надеялся: однажды учёные придумают, как помочь его дочери. Однако время шло, и ничего не менялось. Уже три года девочка жила в дальнем крыле городской больницы, где лечили таких же, как она. В мире абсолютного молчания, в глубокой и незыблемой тишине.
Сам Юстас с рождения был окружён музыкой. Где бы он ни находился, в городе или на природе, акуста транслировала в его разум звуковой фон. Запускала бодрые ритмы во время бега; включала лёгкие композиции на досуге; подбирала музыку, чтобы окружающие лучше понимали его настроение, и схожим образом помогала ощущать эмоции других. Акусты давно заменили людям и обычную речь, позволив общаться мысленно.
Поэтому тишина всегда была для Юстаса Азова синонимом одиночества.
Стоя в больничном коридоре и смотря на дочь, он думал: «Эля одинока».
– Я скоро вернусь, – беззвучно сказал Азов, хотя знал, что девочка всё равно не услышит.
Эля достала из кармана платья бумажный самолётик и протянула отцу. Юстас осторожно снял игрушку с детской ладони.
– Я думаю, – прозвучала мысль врача, – Эля хочет, чтобы вы запустили его в небо.
Юстас кивнул. Он крепко обнял дочь, поцеловал её в щёку и, выпрямившись, помахал рукой. Эля повторила его жест.
Это была их традиция.
Доктор взял девочку за руку, попрощался с Юстасом, и они ушли.
Азов тоскливо посмотрел им вслед. Иногда ему казалось: Эля уже понимает, почему папе нельзя опаздывать на работу. Государственная служба обеспечивала Юстасу медицинскую страховку, которая покрывала не только его лечение при необходимости, но и пребывание дочери в клинике.
Акуста включила «Маленькие крылья»2 Джимми Хендрикса3, песню, похожую на серые облака с редкими солнечными разрывами и напоминавшую об исчезнувшем счастье.
Мать Эли умерла во время родов, и Азов мирился с больницей лишь потому, что сам не мог ухаживать за дочерью. Здесь о ней заботились; он навещал её каждый день, а на выходные даже забирал домой.
Так они бывали вместе хотя бы время от времени.
***
Юстас приехал на электростанцию к началу смены.
Его отдел следил, чтобы энергия, поступавшая со звуковых концентраторов, равномерно распределялась по городу. Каждый диспетчер знал, откуда в действительности у них берётся электричество, но все молчали, соблюдая подписку о неразглашении. Возможно, ещё и из-за этого знания Азов верил: изобретатели акуст всесильны и однажды найдут способ вылечить Элю.
Он сделал пару дыхательных упражнений, чтобы отрешиться от мыслей о дочери, и имплантат, помогая ему настроиться на работу, включил бодрую и энергичную композицию раннего Карлоса Сантаны4.
Однако едва Юстас склонился над дисплеями, в диспетчерскую заглянул Яков, коллега, дежуривший по утрам.
– Привет! Слушай, нам тут от прабабки наследство досталось… Тебе старьё не нужно? Надо выкидывать, а так – вдруг пригодится? Айда на обеде глянем?
Азов посмотрел через плечо. Он не любил Якова, потому что тот постоянно трындел о своей благополучной семье, и не хотел с ним никуда идти. Но коллега, как обычно, не заметил его настроения и, видимо считая, будто Юстас всегда и заранее на всё согласен, весело добавил:
– Твои парни уже «за»!
– …ладно, – вздохнул Азов.
– Да не делай ты такую рожу! Скажу жене, чтобы готовила обед на всех!
Яков не оставил ему шансов отказаться. И, шагая с коллегами в сторону образцово ухоженного таунхауса, Юстас придумал себе причину для визита. В закромах покойной прабабки могла обнаружиться какая-нибудь приятная безделица для Эли.
Однако на самом деле там не нашлось ничего интересного, кроме пары уродливых фаянсовых статуэток, одноглазого медведя с пуговицей на животе и бумажной книги.
Не скрывая удивления, Азов взял её в руки. Сегодня в мире читали только чертежи. Остальную литературу давно перевели в удобный для доступа с акуст аудиоформат.
Ощущая, как непривычно визуально складывать буквы в значимые слова, Юстас беззвучно произнёс: «Ухов С. П. «Речевые патологии»5.
Хмыкнув, он погладил большим пальцем шероховатый переплёт.
– Откуда это у тебя?
– А? – оглянулся Яков. – У моей ненаглядной – целая династия врачей! Да, милая?
Она что-то ответила ему с кухни, но Юстас прослушал.
– Я возьму?
– Бери, конечно, – коллега без интереса отмахнулся. – Разобрались, парни?.. Айда обедать!
Следующие полчаса были для Азова как долгая командировка в ад. Коллеги нахваливали борщ, хозяйка – свои фиалки, а Яков, ни на минуту не затыкаясь, рассказывал, какие распрекрасные у него близнецы.
Изобразив на лице подобие интереса, Юстас попросил акусту приглушить канал беседы, поставить фоном старого доброго Нопфлера6 и вышел в сеть. Он хотел найти сведения об авторе книги, но с удивлением ничего не обнаружил и вернулся к разговору за столом.
Когда все отправились разгулять обед в парке, Юстас оделся первым.
Коллеги шли, обсуждая спортивные новости, а он, не вникая в их разговор, листал книгу. За последние три года Азов прослушал немало статей о болезни дочери, но отказывался сдаваться и верил, что не всё ещё потеряно.
Снова прочитав название и решив тщательно ознакомиться с текстом на досуге, Юстас убрал книгу в сумку и заметил на её дне что-то белое.
– Погодите минуту, – он достал бумажный самолётик.
– Дочь? – сочувственно спросил Яков.
Сказал бы Юстас, куда тому засунуть свою фальшивую жалость, но им ещё было вместе работать. Акуста попыталась втиснуть в его мысли мерзкое умиротворяющее позвякивание. Он попросил её заткнуться, улыбнулся коллеге и осмотрелся в поисках удобного места.
Взгляд Юстаса сразу упал на заросший мхом большой камень. Внизу текла река, а вокруг тянулись вверх чёрные сосны и зелёная осока. Подстроившись под пейзаж, имплантат включил звуки природы: шепотки ветра в игольчатых кронах, журчание воды и задорный стрёкот кузнечиков.
