Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны,
Неведомый сын удивительных вольных племён!
Николай Рубцов
– Я вратарь Дырка в команде «Решето», – говаривал один вратарь.
Мы ехали с Лазарем по ночной разбитой дороге. На асфальте буквально не было живого места: выбоины темнели сплошной чередой, и Лазарь, снизивший скорость до тридцати, то и дело выезжал на встречную полосу или ехал по бровке. Фары с трудом справлялись с осенней темнотой, на частых крутых поворотах упираясь в лес. В придорожной канаве желтели листьями ивовые кусты или краснели заросли ольхи. Эту разбитую дорогу, трассу федерального значения, ремонтировали. Мы проехали бригаду дорожников ещё по свету. Они работали километрах в сорока отсюда. Нашу машину там остановили, чтобы пропустить встречку. Лазарь тогда выпрыгнул из кабины и, спрятавшись за каток, помочился.
– Если тебя заставляют что-то делать – получи удовольствие! – крикнул он мне.
Лазарь – грек из Грузии, переехавший в Москву. Плотный невысокий мужичок в рабочих штанах с помочами крест-накрест. Неуёмный, он весь день рассказывал мне истории из жизни, анекдоты. Но теперь и он замолчал. Включил маленький салонный телевизор – «Чтоб не уснуть». С экрана постоянно что-то весело болтали. Это раздражало. Казалось, что у нас два телевизора – один маленький, под потолком, а второй – большой, во всё лобовое стекло. Но я был рад, что Лазарь замолчал. Мне было не до разговоров.
Я купил домик на Севере, чтобы пожить в нём годик-два и набрать материала для романа. И вот теперь с Лазарем на микроавтобусе «Форд» перевозим вещи. Салон забит до самого верха. Иногда что-то позвенивает, что-то потрескивает. Я не знал, как всё это разгрузить. Лазарь сказал, что у него болит спина и он помочь не сможет. В своей новой деревне я ещё знакомыми не обзавёлся и не мог предположить, кого позвать на разгрузку, тем более сейчас: поздно вечером или рано утром. Видимо, Лазарь, которому к ночи следующего дня надо было на работу, думал об этом же.
– Вот и твой грузчик! – сказал он вдруг.
И я увидел в свете фар невысокого худого парня, который голосовал. Лазарь остановил машину, замигавшую поворотником. Я выбрался немного размяться, а парень, поднимая впереди себя небольшой грязный рюкзак и чехол с ружьём, полез в кабину. Когда я вернулся, Лазарь уже вовсю болтал с новым пассажиром.
– Ты чего – ворона? Ты ворона?! Вот и он ворона! – кивнул он в мою сторону. – И чего вы не живёте как все? Спокойно вам не живётся. Отец говорил: «Куда ни приедешь, будь как все». Приедешь в такую страну, где все одноглазые, – закрой один глаз и ходи так. А вы вороны. – Мы уже поехали, и Лазарь, болтая, не забывал так же методично, как и раньше, объезжать ямы. – Вы смотрели фильм «Одиссей»? Смотрели? А я плакал над ним. Этот Одиссей уехал, где-то пробыл много лет и не постарел. Вернулся. А все его друзья, жена – старые, лица в морщинах. Он потерял часть жизни. Я понял самый смысл этого фильма – надо жить вместе с друзьями, с ровесниками. Они женятся – и ты женись. Они родили детей – и ты рожай. Они состарились – и ты состарился. А вы как вороны. Кстати, я уже договорился – Толя поможет нам разгрузить, – перевел он вдруг разговор. – В бане у тебя помоется, а завтра разгрузим и на трассу вывезем.
Парень повернулся ко мне и протянул руку:
– Анатолий.
На голове его была бандана, от одежды пахло дымом костра, а свой рюкзак он так и держал на коленях. Обрадованный, что нашёлся грузчик, я уже не слушал ни парня, ни Лазаря и вскоре уснул.
Домик мой можно назвать домиком, но никак не домом. Размером шесть на четыре. Заметьте, что внутри находится печка с плитой, так что места совсем мало. Домик этот в небольшой деревне на берегу озера построил знакомый из Москвы, чтобы приезжать летом отдохнуть. Зато баня на самом берегу почти таких же размеров, как и домик. С предбанником. Внутри всё обшито светлой доской, большая покупная каменка топится из предбанника. Бак для горячей воды с краном. Для холодной воды – деревянный ушат. Полок широкий, длинный, можно вытянуться во весь рост. Кроме бани есть у меня ещё беседка для отдыха и небольшой дровяничок. Воду можно брать из озера.
Мы въехали в деревню часов в десять вечера. Когда Лазарь стал сдавать назад, машина повторила несколько раз:
– Осторожно, я еду назад! Осторожно, я еду назад!
Этот механический голос был страшен в деревенской тишине, рядом с глубоким озером.
Лазарь неожиданно развёл активную руководящую деятель>ность. Меня он заставил готовить ужин, а они с Анатолием пошли затапливать баню.
Ужин – это, конечно, громко сказано. Я кинул в кастрюлю пять пакетиков вермишели быстрого приготовления и залил кипятком. Пока было время, наскоро записал то, что сегодня произошло. Потом стал рассматривать и описывать вещи незнакомца. Рюкзак был вполне обычный, со специальной дышащей спиной. На нём то тут, то там навязаны какие-то верёвочки и фенечки. Чехол для ружья куда необычнее. Длинный, из плотной ткани, снизу бахрома, как у индейских колчанов. Но самое главное – весь чехол вышит мелким узором, а может быть, даже какими-то словами на неизвестном мне языке. Я пощупал сквозь чехол ствол, он был очень толстый, не меньше двенадцатого калибра. Мужики всё никак не возвращались, было слышно, как они купаются в озере, громко разговаривают. Дверь в предбанник была приоткрыта, и из щели, расширяющейся полоскою, тянулся свет. А в комнате слегка чувствовался дым от каменки, который, видимо, наносило на домик.
Наконец, когда я уже собрался звать Лазаря и Анатолия, они пришли сами. За ними в комнату ступил коренастый черноволосый мужичок в однотонной энцефалитке и в кепке.
– А мы вот с Петуней познакомились, с Петей! – весело крикнул Лазарь. От него пахло баней и водкой. Казалось, он сам разогрелся, как баня, и пышет жаром. – Петуня у тебя рыбу на мостиках ловит ночным способом. – И он громко засмеялся.
Анатолий ни на кого не обращал внимания, стоял на коленях и копался в своём рюкзаке. Я заметил, как он достал чистую футболку, понюхал её и улыбнулся.
– А оставайся, Петуня, у нас, – сказал по-хозяйски Лазарь. – В бане попаришься. Завтра поможешь вещи разгрузить.
Петуня воровато оглянулся вокруг своими чёрными глазами.
– Не-е, я лучше пойду, – сказал он, словно только и ждал того, чтоб ему предложили остаться. Потом закурил прямо в комнате и вышел на улицу.
В темноте его не было видно, только фитилёк сигареты пролетел мимо окна. Сразу почувствовалась усталость от поездки. Лазарь, уперев голову в стенку, прилёг на железную кровать с накинутыми на пружины досками. Мне показалось, даже стал засыпать. Но не тут-то было.
