Лето наполнилось нежным солнечным теплом и плеском серебристой озерной волны. По пыльной деревенской грунтовой дороге шли трое ребятишек, весело перекликаясь между собой на языке детства, состоявшем из возгласов, смеха, отдельных слов, прыжков, взмахов руками и неподражаемой мимики. После войны не минуло еще десяти лет, и ребятишки были с небольшой разбежкой одного возраста, рожденные в период послевоенного, как сейчас говорят, бэби бума. Минуя школу, дорога далее шла по самому краю крутого берега озера. На верхней кромке берегового склона росла дикая яблоня. Часть корней яблони в результате вымывания грунта по склону была обнажена и напоминала большую куриную лапу. Дети подошли к яблоне и сорвали несколько плодов, которые оказались очень кислыми и к еде еще не пригодными. Дальше через дорогу начинался огород деда Ерохи, бородатого грузного старика. Конец носа у него был утолщен, как груша и покрыт пупырышками с черными угревыми точками. Из его ушей росли маленькие белые пушистые волосы. Бороду он периодически обрезал ножницами, чтобы не была слишком длинной.
Ероха, заметив, что дети сорвали с дички несколько яблок, пришел в ярость и с прытью не по возрасту, схватив большой кнут, бросился на них. Первый удар кнута пришелся по самому щуплому и доверчивому Стасику. Мальчишки в страхе кубарем скатились с обрыва и забрались по колено в воду, где кнут деда их не доставал. Стасик отстал от двух своих шустрых товарищей, поэтому по его спине пришелся еще один удар. Кожа тут же стала багровой от выступившей крови. Дед был взбешен. От второго удара Маленький Стасик упал на четвереньки в воде, слезы покатились и его глаз.
– Дед, ты очень злой и жадный, – сквозь слезы произнес он.
Ероха взмахнул кнутом в третий раз, но, то ли дрогнула рука, то ли Стасик уклонился, и удар пришелся вскользь. Глаза деда стреляли злобой, рот был приоткрыт, он часто дышал, борода тряслась. И тут Стасик, превозмогая боль и страх, пошел прямо на деда, приговаривая:
– Давай! Бей!
Глаза взбешенного деда, горевшие до этого ровной яркой злобой, после этих слов вспыхнули на мгновение еще ярче, стали еще шире, он вновь приподнял кнут. Стасик смотрел на него, съежившись, ожидая очередного удара, но была видно, что на Эроху свыше было ниспущено сомнение, лицо его трансформировалось в некое переходное состояние от ярости к умиротворенности. Он судорожно вздохнул и закрыл рот, сделал молча несколько непонятных жестов руками, затем грубо и длинно выругался, развернулся в своих больших кирзовых сапогах, в голенища которых были заправлены черные брюки, на нем также была длинная замусоленная серая рубашка, перетянутая бечевочным поясом, и начал взбираться по крутизне назад.
Шли дни. Яблоки созревая, падали, некоторые застревали на склоне, другие скатывались в воду, где плавали у самого берега, качаемые небольшой волной, и были ни кому не нужны. Не нужны они были и деду Ерохе.
1.
У Ильи, кроме деревенских мальчишек, был еще один замечательный отзывчивый и верный друг. Поначалу, ввиду своего младенчества, он запросто помещался в ладошках. Облизать пальцы гладившего или щеки было для него верхом блаженства. Друг быстро рос и вскоре превратился в добродушного подвижного пса, которого назвали Джэком. Знаменитой родословной у него не было. При внимательном рассмотрении Джэк больше всего был похож на сеттера. Когда он вставал на задние лапы, то был вровень с Ильей. Это была резвая умная собака, любившая играть с детьми. Она с удовольствием выполняла довольно сложные команды: принести брошенный предмет, достать его из воды, преодолеть барьер, прыгнуть через обруч, вернуть в стадо отбившуюся корову, следовать рядом. Илья любил свою собаку, Джэк отвечал ему взаимностью. Когда кто-то обижал Илью, а Джэк это понимал и чувствовал мгновенно, то принимал угрожающую позу и мягко, но устрашающе порыкивал или предупреждающе в полголоса выдавливал из себя – гавв, гавв. Зимой Джэк катал Илью на лыжах или санках. Илья для этого прицеплял самодельные вожжи к ошейнику. Правда, Джэк на глубоком снегу быстро уставал и останавливался. После этого Илья его отпускал. Обо всех превратностях и приключениях их дружеского тандема летописи не велось, но о трех эпизодах, вполне раскрывающих их характеры, есть смысл рассказать.
Стоял солнечный, с небольшим морозцем, февральский день. Было утро, сизые струйки дыма, вылетавшие из труб деревенских домиков, буравили синеву безоблачного неба. Илья взял санки и пошел на берег озера покататься с горки. В школе на несколько дней объявили карантин по причине гриппа и у детей появились внеочередные каникулы. Джэк вертелся рядом. Когда Илья съезжал с горки, то подзывал своего друга и тот тащил наверх его санки. За работу Джек получал кусочки хлеба. «Интересно, поднимется ли сегодня дирижабль?!» – подумал Илья, глядя туда, где над противоположным берегом озера уже довольно высоко взошедшее солнце струило свой яркий свет. Снег был легкий, рассыпчатый, выпавший накануне ночью, он искрился и своими блестками стрелял в глаза. Его слой был тонкий, всего несколько сантиметров, под ним довольно плотный наст, крошащийся с наждачным звуком, когда продавливался под ногой. Дирижабль медленно воспарял над горизонтом, вернее над южным береговым склоном. Вскоре дирижабль достиг максимально высокой точки и с него начали прыгать парашютисты.
Это действо происходило на учебном полигоне десантников километрах в семи восьми от деревушки Ильи. Школьники, проживавшие недалеко от полигона, были там, помогали десантникам укладывать парашюты после приземления, а в класс приносили очень прочные, оплетенные тканью фиксирующие резинки, которые парашютисты дарили им за помощь. Илья накануне, съезжая с горки сломал одну лыжу, а идти по снегу пешком к дирижаблю далеко и долго, поэтому Илья боролся с искушением пойти. Но тут к нему подбежал Джэк и весело запрыгал вокруг него, взметая лапами вихри снега. Колебания и нерешительность исчезли сами собой. Илья спрятал санки в тростнике, поманил Джэка и двинулся в путь. Когда Илья достиг середины озерного ледяного покрова, бежавший впереди его пес, вдруг вернулся, преградил ему путь, как бы показывая повернуть левее. Илья послушался Джэка, свернул в сторону и шаг за шагом добрался до, казало бы, издали близкого берега. Береговой склон был густо покрыт кустарником и завеян снегом, в котором Илья скрывался с головой. Потихонечку, цепляясь за стволы выросших деревьев и кусты, он взобрался наверх, обернулся и увидел, что прошел, может быть, только десятую часть пути. Опять приступ нерешительности пробежал по его телу от макушки до пяток, когда он увидел сверху, незаметную вблизи, припорошенную снегом тень полыньи. Джэк, видимо, намочил лапы и вовремя предупредил его об опасности. Прибрежную деревню он пересек по чьей-то меже и уперся в продолговатый невысокий холм, называемый французским кладбищем. В то время тоже были черные копатели из местных жителей, которые бульдозером втихомолку с каждым годом урезали кладбище и добывали военную утварь Отечественной войны одна тысяча восемьсот двенадцатого года. Идти прямо Илья не решился, так как в его сознании вдруг вспыхнули яркие видения, в которых были всадники, скачущие, дерущиеся, падающие, дым от разрыва ядер, чудились даже стоны, и он обогнул холм. Потом преодолел кустарник. Дирижабль стал ближе. Он дразнил и манил к себе. Это придавало сил. За кустарником было широкое поле. Преодолевать его было легче там, где метели выдули рыхлый снег, и обнажили наст, или отвалы пахотной мерзлой земли. Следующую деревню, расположенную возле шоссе, он преодолел с намерением выйти к автомобильной трассе. Но идти по шоссейной дороге было еще хуже из-за снежного месива и движения машин, хоть и редкого. На обочинах снежные заносы были непроходимы. Илья снова вернулся в поле и пошел дальше напрямик. Аэродром был уже совсем рядом. Приказав Джэку ждать, Илья преодолел последний кустарник с небольшим оврагом и выкарабкался на аэродромное поле. Дирижабль только что приземлился, и очередные десантники садились в гондолу. Трос от дирижабля тянулся к мотору и валу, на который этот трос наматывался. Парашютисты взлетали и приземлялись. Илья метался между ними помогая укладывать стропы и ткань куполов, но никто не давал ему фиксирующих резиновых зажимов, утверждая, что все уже раздали мальчишкам, которые были утром. И вот поднялась последняя группа. Солдаты прыгали один за другим. Внизу хорошо были слышны их голоса, шутки, смех, кто-то пел песню. Вдруг прямо перед Ильей в снег упал с высоты валенок, портянка еще планировала, десантник быстро приближался к земле и кричал сверху: «Эй, мальчик, ты меня слышишь? Подставь валенок, а то холодно в снег приземляться!» Илья быстро сообразил, что к чему, поднял валенок и поставил его вертикально в предполагаемом месте приземления. Солдат попал голой стопой точно в просвет валенка, но поскользнулся и упал. Илья поднес ему отлетевший в сторону злополучный предмет экипировки, ничего уже не прося взамен, но солдат в хоре шума, смеха и возгласов сам дал ему две резиновых стяжки с тканевой оплеткой и проволочными фиксаторами-крючками на концах. Илья был счастлив. Прыжки закончились. Он достиг края поля, где его поджидал Джэк, и по своему следу двинулся в обратную дорогу.