По одной из ухоженных дорог прирейнской Пруссии быстро мчалась щегольская карета, запряженная парой лошадей, которыми правил старый кучер в ливрее с графской короной на пуговицах. Сентябрь был на исходе, и осень уже давала себя чувствовать. Беспрерывно шел мелкий, частый дождь, и все кругом тонуло в густом сероватом тумане.
Дорога была гористая, окаймленная с обеих сторон сплошным лесом. Порой сквозь его прогалины открывались чудные ландшафты; но путник, сидевший в карете, казалось, был погружен в тяжелые думы и не обращал никакого внимания на местность, по которой проезжал. Ночной мешок, дорожный несессер и сундук на козлах показывали, что он едет издалека.
Путник был молодой человек лет 28, высокий, худощавый, но крепко сложенный; его характерное лицо с правильными чертами возбуждало симпатию. Он снял шляпу и откинул голову на подушки кареты; золотисто-русые волосы, короткие, но густые, мягкими прядями обрамляющие его белый широкий лоб, резко выделялись на синем фоне атласа; усы и небольшая борода были того же цвета. Брови, более темные, соединялись на лбу и оттеняли большие черные глаза, спокойные и строгие; в эту минуту они были отуманены сумрачной грустью, которая проглядывалась и в суровом выражении губ; но порой его мужественное лицо неожиданно озарялось отблеском энергии и гордости, граничащей с упрямством.
Барон Готфрид Веренфельс был последний отпрыск благородной и древней фамилии, обедневшей мало-помалу вследствие войн и несчастий. Отец его пытался поправить состояние спекуляциями, которые сначала удались, но потом окончательно разорили его. Подавленный этим несчастьем, старый барон застрелился, оставив своему единственному сыну лишь долги да заботу о матери и о молодой жене, с которой он едва только вступил в брак.
Более года Готфрид отчаянно боролся, чтобы сохранить маленькое имение, обеспечивающее ему скромное существование, но неожиданное банкротство лишило его этого последнего ресурса; смерть жены не менее жестоко поразила его сердце, и нервная болезнь приковала его к постели на несколько месяцев. Тотчас по выздоровлении молодой человек стал обдумывать, как создать себе новое положение. Он был разбит, но не уничтожен. С помощью одного из друзей Веренфельс поместил мать и свою маленькую Лилию, которой был тогда год и три месяца, к одной старой родственнице, своей крестной матери, а сам решился ехать в Америку попытать счастья. Он готовился к отъезду в Новый Свет, когда неожиданное предложение изменило его намерение.
Банкир Фридман, старинный друг его отца, не переставал оказывать доброе расположение молодому человеку; теперь он письменно просил его немедленно повидаться с ним по весьма важному делу.
Обменявшись поклоном с Готфридом, банкир сказал без всяких предисловий:
– Мой милый Веренфельс, я имею нечто предложить вам, и если вы согласитесь, то, по-моему, это будет выгодней, чем поездка в Америку. Я сейчас получил письмо от моего друга и клиента, графа Вилибальда Рекенштейна. Он просит меня рекомендовать ему человека умного, образованного, хорошего круга, а главное, энергичного, который взял бы на себя воспитание его сына, мальчика с испорченным характером, вследствие несчастных обстоятельств, ленивого и дерзкого до крайности. В течение полугода он вывел из терпения трех воспитателей.
Вы считаете выгодной должностью быть козлом отпущения у такого чудовища? – спросил Готфрид с усмешкой.
– Погодите. Кроме этого чудовища, которому едва девять лет, в доме его отец – такой симпатичный и благородный человек, какого можно только себе представить; к тому же больной и одинокий. Он живет уединенно в своем Рекенштейнском замке. Практическая сторона дела – значительное вознаграждение, которое граф предлагает тому, кого я рекомендую; оно равняется жалованью большой государственной должности. Это сейчас вывело бы вас из затруднительного положения и дало бы вам возможность обеспечить вашей матери и вашему ребенку удобства жизни. Вы могли бы даже откладывать на будущее; таким образом, вам было бы легко впоследствии попытать счастья в Новом Свете, когда вы исполните принятое вами обязательство, и маленький Танкред – согласно желанию отца – поступит в военную школу. Со свойственной вам энергией, я полагаю, вы справитесь с маленьким чертенком.
Готфрид опустил голову. Рассудок говорил ему, что его старый друг прав.
– А что так испортило этого несчастного ребенка?
– Это вина его матери, – отвечал Фридман. – Графиня, говорят, отчаянная кокетка, занята нарядами, жаждет всеобщего поклонения и отравляет всех, кто попадается в ее сети. Была она виновна перед своим мужем или нет, но только он имел дуэль с одним слишком ревностным ее обожателем. Графиня уехала от мужа и увезла Танкреда, которому было тогда три года. С тех пор она живет за границей, где ведет веселую жизнь, сохраняя, впрочем, внешнее приличие, так как возит с собой старую родственницу. Но сына своего она решительно развратила своим безграничным обожанием и потаканием его недостаткам.
Граф, серьезно раненный на дуэли, заперся с тех пор в своем замке, и только в прошлом году узнал, какое воспитание получает его сын. Он потребовал возвращения ребенка, и мать отдала его с условием увеличения ее годового содержания. Остальное вам известно. Я забыл лишь сказать, что, так как правая рука графа осталась слабой, вам придется помогать ему немного в его переписке.
Готфрид согласился принять предлагаемую ему должность, и мы застаем его едущим на место своего нового назначения. Какое-то тайное предчувствие теснило его грудь, а гордая душа возмущалась при мысли о подчиненном положении, которое ожидало его.
Глубоко вздохнув, он выпрямился, провел рукой по лбу, как бы желая отогнать докучливые думы, и, опустив стекло, стал глядеть в окно. Дорога в этом месте как бы надламывалась и довольно круто спускалась в долину, лежащую среди лесистых гор; в глубине ее, на холме возвышалось обширное здание, окруженное садами. То был Рекенштейн. Сердце молодого человека, неожиданно для него самого, почему-то сжалось.
Пока Готфрид рассматривал свою будущую резиденцию, карета въехала в аллею вековых дубов и повернула к золоченой решетке ворот, над которыми возвышался герб; затем, обогнув площадку, украшенную фонтаном, она остановилась у подъезда.
Два лакея выбежали встретить приезжего, и один из них, помогая ему выйти, почтительно сказал:
– Граф желает вас видеть, сударь, как скоро вы отдохнете.
– Проводите меня в назначенную мне комнату, я немного оправлюсь и тотчас пойду к графу.
Сопровождаемый лакеем, Готфрид прошел вестибюль, убранный цветами, откуда лестница с золочеными перилами, устланная ковром, вела в комнаты верхнего этажа; затем длинная анфилада парадных комнат привела его в прелестную маленькую залу, смежную со спальней, где слуги и сложили его вещи.
