Асенька мучилась вторую неделю. За тысячу километров от их дома умирала Ната, Асина любимая тетя, родная и единственная сестра мамы. Такое бывает: самые близкие друг другу люди не разговаривали последние двадцать пять лет и, признаться, не делали никаких шагов к сближению и разрешению пустякового давнего конфликта. Он был как старая, засохшая, успевшая затвердеть мозоль, доставлявшая когда-то неудобства, но сейчас уже почти не беспокоившая. С этим конфликтом сроднились и сами сестры, и их разросшиеся семьи.
Удивительный завиток их совместной биографии или случайная прихоть судьбы разбросала сестер на тысячу километров друг от друга после того, как разрушилось некогда огромное и сильное государство и всех охватила охота к перемене мест и поиску нового, более надежного гнезда. Движимые страхом за будущее детей и уже намечающихся внуков все бросились на поиски нового жилья. Семейная ткань, и без того хрупкая, потревоженная детскими конфликтами, давними обидами и разногласиями взрослой жизни, разорвалась полностью. Вместе с этой сестринской ссорой, которая, как землетрясение, повлекла за собой разрушительное цунами, все уничтожающее на своем пути, были разлучены и их дети, достаточно взрослые к тому моменту люди, но, как оказалось, не вполне разумные для того, чтобы уберечь от этого землетрясения свое тесное родство, совместное взросление, память о дедушке.
Семьи разнесло по разным уголкам страны, и они вот уже четверть века совершенно ничего друг о друге не знали. Не съезжались, не радовались свадьбам и рождению детей, не писали друг другу поздравительных открыток, не звонили по праздникам. Двоюродные и троюродные, внуки, племянники и остальные члены сильно разросшихся семейств не имели никакого представления о том, как живет вторая, ампутированная ветвь семейства.
Ася, самая младшая, соединила звенья некогда разорванной цепи одним звонком пять лет назад. Номер телефона она подсмотрела в потрепанной кожаной записной книжке матери. Совершенно случайно, когда помогала ей отыскать чьи-то нужные координаты. Номер был записан сиротливо, в дальнем закутке, не в алфавитном порядке, а на последней пустующей странице, будто мама не хотела этого делать или была уверена, что он никогда ей не понадобится. Аккуратной она никогда не была: буквы плясали в разные стороны, то возвышаясь над строчкой, то уходя в цокольный этаж. За всю свою жизнь она привыкла записывать только нужную информацию, для нее это были заявления на очередной отпуск, биография по случаю вступления в новую должность и ничего более, поэтому Асю увиденное изумило. Вот только зачем? Зачем тогда она сохранила этот номер? Кто ей его передал? Для каких таких нужд она его приберегала? С того момента возобновилась утраченная связь, соединились звенья разорванной цепи, и этому, казалось, были рады все, за исключением Асиной мамы.
Говорить с сестрой она категорически отказалась, как, впрочем, и с ее детьми, некогда любимыми племянниками. Старший, Алексей, был ее крестником, младшего она любила меньше, но все же всегда, в те самые лучшие времена, когда сестры общались, отмечала его целеустремленность и крепкий мужской характер. А сейчас, разменяв восьмой десяток, твердо и категорично отказалась идти на сближение. Ася не удивилась. За четверть века со стороны мамы она не слышала ни одного доброго слова в адрес сестры и поняла, что процесс этот не будет ни легким, ни стремительным. Однако, надежда в ее душе все же жила и она верила в хороший исход этого затяжного конфликта.
Тот знаменитый Асин звонок, о котором долгое время говорила вся родня, был сделан без материнского одобрения. Могла бы – запретила, но Асе было к тому моменту сорок, и хотя мать все еще не переставала отдавать ей приказания в самой грубой, не терпящей препирательств форме, на этот раз она умолчала. Новости о сестре, ее детях и внуках мама теперь выслушивала нехотя, с видимым равнодушием. Асе казалось, что равнодушие было напускное. Мама никогда ни о чем не спрашивала, первой не заводила о них разговор, лишь изредка вставляла свои комментарии. Добрыми, надо признаться, они не были. Осознав, что сложности, с которыми сейчас приходится сталкиваться сестре, маму радуют, Ася перестала об этом говорить вовсе. Выносила из-за кулис, выкладывала на стол только хорошее или ограничивалась нейтральным «все живы, здоровы», потому что поняла: маму годы не примирили. Ася тете сочувствовала, искренне хотела помочь хотя бы тем, что выслушивала. Их еженедельные телефонные разговоры стали традицией, и Ната их ожидала с нетерпением. Если Асе случалось пропустить намеченный день или запоздать, она звонила сама:
– Как ты, золотце? Я вчера весь день не выходила из дома, боялась пропустить твой звонок. Все хорошо у тебя, детка?
От подобных слов Ася таяла: ни «золотцем», ни «деткой» она в семье никогда не была, и она ругала себя за упущенное время, винила потрепанную коричневую записную книжку, которая не показала ей заветный номерок раньше. Лет, этак, десять или пятнадцать назад. Если бы они жили с мамой вместе, все было бы гораздо проще, но Ася давно имела свой дом, а мать гордилась своей самостоятельностью и нежеланием подстраиваться под быт молодой семьи. Она любила свой налаженный уклад, и Ася, как и ее муж, а в дальнейшем и дети, приезжала к матери, только чтобы помочь с уборкой, привезти продукты и подарки. Доступа к вещам и записным книжкам она не имела, если только ее об этом не просила сама мать.
После воссоединения ни своих братьев, гораздо старше себя, ни тетю она, конечно, ни в чем не винила. Случилось все так, как случилось. Нашлись – и слава Богу. И спасибо за это. И счастье, что это все хорошо закончилось с Божьей помощью. И мысли прочь о том, что могли бы и не встретиться никогда, так и уйти в вечность вслед за бабушкой, дедушкой и родителями, не увидев, не осознав, какими они стали, как выросли их дети. Видеть знакомые детали, отыскивать ямочку на носу и прочие родственные черты в совершенно незнакомой молодой поросли было невиданным наслаждением! Говорить «пошла в нашу породу» о взрослой дочери двоюродного брата было так странно и вместе с тем так радостно! Этого родства, причастности к большой семье Асе всегда не хватало.
Теперь, пять лет спустя, после того самого звонка, который ознаменовал начавшееся воссоединение семьи, Асенька страдала от того, что Ната так резко, так неожиданно, на глазах у всех стала уходить. Сначала от всего того, что было ей дорого, – вдруг потеряла путеводную мысль, связывающую прошлое и настоящее, – а потом и вовсе впала в забытье. Врачи не обещали ничего утешительного – а что вы хотели в восемьдесят два года? – и Ася засобиралась в путь.
