В истории английской литературы Бен Джонсон занимает особое место. Он был одним из главных драматургов своего времени, соперничая с Шекспиром-Ратлендом. Однако, в отличие от своего знаменитого современника, Джонсон родился в условиях далёких от аристократических…«Я был рождён в нищете и лишениях,» – говорил он, и это определило его жизненный путь.
Бен Джонсон родился в 1572 году. Его отец, священник, потерял всё во времена правления Марии Тюдор и умер, когда мать Бена была беременна…«Я не знал отца, но чувствовал его отсутствие,» – вспоминал он позже. Это отсутствие отцовского внимания и материальные трудности заставили Бена жить с отчимом, который был мастером по производству кирпичей.
Детство Джонсона не было счастливым. «Я не мог закончить Вестминстерскую школу, потому что мне приходилось помогать отчиму,» – говорил он, вспоминая о том, как тяжело было работать на строительстве.
Его учителем был Уильям Кэмден, известный историк и филолог, который, несмотря на все трудности, смог привить Бену любовь к знаниям. «Учение – это свет, который освещает тьму,» – говорил Кэмден, и эти слова запомнились Джонсону на всю жизнь.
Физическая сила Бена также была частью его личности. Он был солдатом и дуэлянтом, что не раз приводило его к конфликтам…«Я убил человека на дуэли,» – признавался он, осознавая, что его жизнь полна насилия и жестокости.
«Я был брутальным пьяницей,» – не скрывал Джонсон, понимая, что его образ жизни не был примером для подражания.
Несмотря на свою неприязнь к аристократам, у Джонсона была особая связь с Ратлендами. «Расточительные обеды в Бельвуаре были для меня праздниками души,» – делился он с друзьями, наслаждаясь их компанией… Эта дружба была важна для него, и он ценил её, несмотря на свою грубость и жестокость.
Поэтическое соперничество между Джонсоном и Шекспиром-Ратлендом стало известным фактом…«Я всегда уважал Шекспира, но его высмеивание меня в «Двенадцатой ночи» было несправедливым, " – говорил Бен.
В образе Мальволио, который в переводе означает «зложелательный», Джонсон увидел отражение своей натуры…«Я не зложелательный, я просто реалист, " – пытался оправдаться он.
Тем не менее, несмотря на свою жестокость, Джонсон обладал нежной стороной…«С графиней Ратленд я был нежным и добрым, как ребёнок,» – признавался он. Эта двойственность его характера делала его личность сложной и многогранной.
Бен Джонсон был не просто драматургом, он был отражением общества своего времени. Его жизнь полная противоречий, показывала, как трудно было быть творцом в мире полном жестокости и классовых предрассудков…«Я был из «пролетариев», но мечтал о большем, " – подводил итог своей жизни Бен Джонсон, оставляя после себя наследие, которое будет жить вечно.
После смерти графа Ратленда Бен Джонсон выразил свои чувства к этому человеку в глубоком и трогательном письме, которое стало свидетелем его уважения и дружбы. «Я любил этого человека и действительно чту его память, не впадая в идолопоклонство,» – писал он, подчёркивая искренность своих чувств без излишнего возвеличивания. Эти слова отражают не только личные эмоции Джонсона, но и его философский подход к дружбе и уважению.
Он продолжал: «Он был честной, открытой и свободной натурой, обладал изящным слогом, превосходной фантазией, благородными понятиями…» Эти слова показывают, как высоко Джонсон ценил качества, которые он сам стремился развивать в себе. В этом описании Ратленда мы видим идеал, к которому Джонсон тянулся, и, возможно, в этом идеале он искал вдохновение для своего творчества.
Дружба с графом Ратлендом была важной частью жизни Джонсона. Она не только обогатила его личный опыт, но и оказала влияние на его творчество. «Я всегда находил в нём поддержку и понимание, которые были так необходимы мне в нашем жестоком мире,» – говорил он о своих чувствах к другу. Таким образом, слова Бена Джонсона о графе Ратленде не только подчёркивают его личную привязанность, но и служат отражением его взглядов на идеалы дружбы, честности и творческого вдохновения. Эти качества, которыми обладал Ратленд, стали для Джонсона важным ориентиром в его собственном жизненном пути и творчестве
Графиня Елизавета Ратленд действительно испытывала глубокую привязанность к Бену Джонсону, что становилось очевидным в их общении. Она ценила его как друга и собеседника, и их отношения были насыщены интеллектуальной близостью и взаимным уважением…
В один из моментов откровенности, она поделилась с Джонсоном своими чувствами к Джону Донну, поэту и священнику, известному своими страстными стихами и сложными метафорами… Елизавета рассказала Джонсону о своём романе с Джоном Донном, о том, как их связь была полна вдохновения и творческого порыва…
Однако, как это часто бывает в высшем обществе, слухи быстро разлетелись… Интимные разговоры графини не остались незамеченными, и сплетни о её романе достигли ушей графа Ратленда… Он был известен своей ревностью и страстью, и эти слухи вызвали в нём бурю эмоций.
Граф, узнав о возможной измене, был глубоко оскорблён и взбешён. Его ревность и гордость не оставляли ему покоя, и он начал подозревать, что его жена могла быть не только в дружеских отношениях с Джонсоном, но и испытывала к нему нечто большее.
Это создало напряжение не только в отношениях между графом и графиней, но и между Джонсоном и Ратлендами.
Джонсон, находясь в центре этого конфликта, оказался перед сложным выбором. Он ценил дружбу с графом, но также понимал, что его близость с графиней может привести к недопониманию и конфликтам. В этом треугольнике чувств и эмоций Джонсон проявил свою мудрость, стараясь сохранить уважение к обоим, несмотря на возникшие сложности.
Таким образом, ситуация между графиней Елизаветой Ратленд, Джоном Донном и Беном Джонсоном стала отражением не только личных страстей, но и социальных норм того времени, когда честь и репутация играли важную роль в жизни аристократии.
В ту ночь атмосфера в зале замка Бельвуар была напряжённой, как натянутая струна… Бен Джонсон сидел за столом с графиней Елизаветой Ратленд… Граф Ратленд вбежал в зал, его лицо пылало от гнева, а глаза сверкали яростью.
– Бен! – закричал он, его голос звучал как раскаты грома. – Ты осмелился разгласить то, что должно оставаться между нами? Ты предал меня, как последний подлец!
Джонсон, осознав, что натворил, попытался оправдаться, но его слова были лишь бледным эхом его горя: