1. Если вам немного за…
и, что с этим делать…
«Если Вам немного за тридцать, есть надежда выйти замуж за принца…», разливался из динамиков голос главной проводницы всех времен и народов Верки Сердючки. А если Вам нет еще тридцати, а надежды давно иссякли «как сон, как утренний туман». Так у них, у поэтов все красиво, даже самые обыденные мысли. А, может, их и не было, этих самых надежд, ведь когда у человека все в порядке, на что особенно надеяться? Когда у тебя в кармане лежит диплом престижного творческого ВУЗа, детству твоему мог бы позавидовать любой советский ребенок, потому что прошло оно – это счастливое детство, вдали «от родных берегов». Правда, в социалистической стране, за высоким забором Советского посольства, где работали родители, но в любом случае, по всем параметрам того времени, это было более, чем круто. Сейчас у тебя тоже все прекрасно: есть хорошая работа в новомодной продюсерской компании с громким названием – «Русские звезды», на личном фронте вроде бы тоже порядок. По крайней мере, так считают окружающие. Многие даже завидуют. А в чем он этот порядок и повод для зависти… никто не знает.
Вика подошла ко входу в метро. Большой любви к подземке она не питала, но когда нужно быстро добраться из одной точки Москвы в другую, да ещё дорога лежит через центр, то приходится жертвовать комфортом, да и амбициями, ради скорости. Родной метрополитен встретил ее не слишком приветливо, на эскалаторе стояла толпа, а из подземелья поднимался влажный горячий воздух. Вика вспомнила как в детстве, она знала и любила такой знакомый, ни с чем несравнимый, запах московского метро, там всегда было: летом прохладно, зимой тепло, а время в дороге можно было занимать разглядыванием красивых нарядных москвичей, спешащих на работу. Сейчас явно это было уже совсем другое метро.
В поезде, как в плохой электричке, немилосердно воняло неизвестно чем. В то время новые вагоны с кондиционерами и шумоизоляцией в обиход ещё не вошли, да и в проекте, вероятно, ещё не значились. Действительность того времени была более расхлябанной, менее причёсанной, но она была, и её нужно было принимать такой, какая она есть, словом, как данность. Виктория и принимала.
По вагону пробирались нищие – женщина и мальчик. Малыш делал вид, что играет на гармони, хотя, игрой эти истошные звуки мог назвать, только абсолютно глухой человек или уж, в крайнем случае, очень смелый авангардист. Женщина рассказывала всем давно известную историю про «неместных людей», которые в количестве «семи семей» находятся на вокзале.
«Хоть бы сообразили, что-нибудь новенькое, – подумала Вика, ведь печальная история о неместных людях и семи семьях, терпящих бедствие, была знакома всем с девяностых годов. – А вот интересно, кто придумывает эти нищенские опусы? Ведь наверняка у них есть свои пиарщики и имиджмейкеры. Может заняться новым бизнесом? – спросила сама себя. Потом посочувствовала юному „исполнителю“, – все-таки жалко мальчишку, он-то не виноват, что попал в эту индустрию».
Вика оглядела вагон, пассажиры старательно прятали глаза: кто спал или делал вид что спит, кто-то читал или уткнулся в телефон, но подавать деньги просителям, судя по всему, никто не собирался. Вика вздохнула и полезла в кошелек.
– Держи, артист, заработал, – Вика протянула деньги мальчишке.
«А с другой стороны, чем этот неумытый парнишка хуже тех самых «звезд», которыми Вика и ее коллеги занимаются в своем агентстве. Взяли «куклу» из провинции, помыли, покрасили, одели с иголочки, дали в руки отключенную гитару, записали сносную фонограмму – вот вам звезда – Маша Пупкина. Любите и жалуйте, записывайтесь в фан-клуб. Да, но это происходит только тогда, когда в эту самую Машу, кому-то хочется вкладывать деньги…». «Станция «Пушкинская»», – вывел Вику из задумчивости бесстрастный автоматический голос, она протиснулась к двери и вышла на перрон.
В сумке затрезвонил мобильный. Вика взглянула на дисплей и бросила аппарат обратно. Настроение резко поехало вниз: звонил шеф, но Вика решила оттянуть «удовольствие» общения с начальством. Она вышла в город, подняла повыше воротник и побрела по московским переулкам в родную контору.
– Привет, Вик, – пронудил охранник из своей будки, – спрашивал уже.
– Орал? – лаконично поинтересовалась Вика, хотя знала, что вопрос риторический: их начальство иначе, чем на повышенных тонах, не разговаривало.
– А как же, как на плацу, – захихикал хранитель местного порядка.
Вика прошмыгнула к себе в кабинет, сняла куртку и, наконец, подошла, к давно звонившему, внутреннему телефону.
– Тебя шеф ждет, – не здороваясь, пропела в трубку секретарша начальника, – орёт на всех, достал уже и все из-за тебя! Прям, голова раскалывается, вся замучилась уже. Даже кофе только раз выпить успела…
Вика не стала слушать дальнейшие секретарские стенания, бросила трубку и пошла на заклание.
Гаврила Ардалионович сидел в своем помпезном кабинете, за полированным столом необъятных размеров и с восторгом играл роль продюсера, вершителя актерских судеб. Только перестроечная неразбериха и сумятица могла занести его – полковника в отставке, в это модное и достаточно доходное кресло. Конечно, за его спиной были какие-то люди и какие-то явно немалые деньги. Но вслух подобная информация не произносилась, да и людей этих никто в глаза не видел. И поэтому, он был один – царь и бог, хозяин и господин.
Вику всегда занимал вопрос, как быстро этот человек, проживший всю жизнь в заштатном гарнизоне, моментально «перекрасился» и, из обычного служаки, превратился в барина с целым перечнем аристократических привычек. Даже имя себе поменял с Гавриилы Петровича Остапкина на Гаврилу Ардалионовича Остаповского. Говорят, хотел и имя, казавшееся слишком простонародным, да еще и неправильно написанным в паспорте не Гавриил, а просто Гаврила, хотел поменять, но всемогущая супруга – Вера Константиновна, служившая при муже в роли идеолога, а заодно и главнокомандующего, указала на близость подобного сочетания к именованию одного из персонажей Достоевского. И в свете этого мудрого решения Гаврила остался Гаврилой. Но с новым отчеством и видоизмененной фамилией.
– Добрый день, Гаврила Ардалионович, Вы меня искали? – Вика зашла в кабинет и остановилась напротив вершителя судеб.
– Искали! – передразнил Гаврила, – время одиннадцать часов. Почему не на посту?
– Во-первых, я вчера с концерта вернулась только в три часа ночи, а во-вторых, если Вы не забыли, у меня свободный график.
– График у нее свободный! Я вон с восьми утра тут один на вахте зашиваюсь!
