ГЛАВА 1
В стороне от тракта царила удивительная тишина. После скрипа колес, мычания волов, ржания коней, криков погонщиков, после суеты большой придорожной деревни — с визгом свиней, собачьим заполошным лаем, воплями детишек и трактирным гвалтом — узкая, заросшая травой лесная дорога умиротворяла.
Ровно до тех пор, пока повозка не перевалила холм и Хельмут не увидел деревеньку, в которую ехал.
То, что от нее осталось.
Спекшаяся земля, обгоревшие остатки стен, закопченные печные трубы. Черные скелеты деревьев. Несколько могильных холмиков у края леса. И никого живого. Ни людей, ни кошек, ни собак, ни даже воронья.
Тишина тут же перестала казаться умиротворяющей. Хельмут осадил запряженную в повозку пегую Заплатку, привстал, всматриваясь и вслушиваясь. Но ни глаза, ни уши, ни то смутное чутье, которое часто предупреждало его об опасности заранее, не подавали сигналов тревоги. Что бы ни сожгло эти дома, кто бы ни убил людей, угроза давно ушла.
И пепелище, если присмотреться, прибито дождем, а дождь был третьего дня. И Заплатка не беспокоится, стоит себе смирно, объедает листья с придорожных кустов.
— Н-но! — Хельмут хлестнул вожжами по крупу, и кобыла послушно двинулась вперед.
Тревожить пепелище не хотелось. Искать там что-то смысла не было: кто-то ведь похоронил погибших, значит, и все более-менее ценное было кому прибрать. Но хотелось понять, что произошло. К тому же возвращаться к тракту было поздно: еще немного, и предвечерние сумерки сменятся густой тьмой, а разъезжать в ночи без острой нужды совсем ни к чему. Хельмут надеялся найти ужин и ночлег у селян. Что ж, об ужине придется позаботиться самому, а ночлег… Пожалуй, под прикрытием не до конца сгоревших стен безопаснее, чем в лесу. Ночные хищники не придут на запах пожара, а тени мертвых… покойников Хельмут не боялся.
Скоро в защищенном от ветра углу развалин пыхтела на костре густая похлебка, Заплатка щипала траву на опушке, в стороне от могил, а сам Хельмут задумчиво чесал в затылке. Он обошел все руины, облазил погреба — те, что не засыпало обломками и не повредило огнем — и ничего не мог понять. То есть картина вырисовывалась вполне ясная, но только по части “не”: на деревню никто не нападал. Не было никаких следов боя, драки, ни одного признака присутствия врагов, кем бы они ни были. Уж в таких делах Хельмут разбирался. Но вот оно пепелище, вот они разрушенные, выгоревшие дома, и вот они — могилы. Семь холмиков разного размера, как будто здесь лежит семья от мала до велика. А судя по остаткам домов, проживало здесь с полсотни живых душ, никак не меньше. И где остальные? Ушли — почему? Почему не смогли потушить пожар? И что это за пожар такой силищи, чтобы…
Магия?
Хельмут покачал головой. Что-то внезапное, неожиданное, от чего не успели спастись те семеро, но спаслись остальные. Но не магия. Магом Хельмут не был, но, случалось, ощущал ее проявления. Он не сумел бы описать это чувство — как будто зуд, напряжение, дрожание где-то на самой грани, то ли внутри, то ли вовне. Но чем сильнее творилась волшба, тем отчетливее оно проявлялось. Сейчас он не чувствовал ничего, а ведь слабой магией такой пожар не устроишь.
— Может, оно просто выветрилось, — буркнул он себе под нос. Махнул рукой, смиряясь с собственным недоумением, помешал похлебку и подкинул веток в костер. Пламя высветило закопченные камни отмостки и спекшуюся до состояния камня землю, угольную черноту стены, решетчатый бок повозки, которую Хельмут закатил сюда же, поближе. Опасности он не чувствовал, но все равно было не по себе. Не так, как бывает от предвидения близкой опасности, скорее, от осознания недавних смертей, от того, что обжитое место внезапно оказалось разрушено, сожжено и покинуто. И вонь пожарища, хоть и слабо после дождя, все-таки ощущалась. Может, не стоило здесь оставаться? Но теперь, по темноте, уже не переиграешь…
Поужинав, он пристроил котелок с остатками похлебки в повозке, и сам лег там же, завернувшись в одеяло. Думал, не заснет. Лежал, таращился в темное небо с редкими проблесками звезд, слушал шорохи леса, и не заметил, как закрылись глаза и замелькали перед глазами смазанные, смутные, но вовсе не тревожные сны. Что-то солнечное и радостное, с блестящим на солнце прозрачным ручьем, цветущими деревьями, далеким звонким смехом. Чьи-то мягкие, ласковые руки осторожно касались его лица, перебирали волосы, трогали, порождая вполне определенные желания. Девичий шепот щекотал ухо: “Ты хороший, надежный, ты мне подойдешь”. Только рассмотреть девушку не получалось, в глазах плясали рыжие солнечные зайчики. Но, с другой стороны, в такой ситуации разве смотреть нужно? Хельмут тянулся обнять незнакомку, приласкать в ответ, казалось, уже чувствовал гладкую кожу, мягкие сладкие губы, но тут проснулся.
Тучи за ночь окончательно разошлись, в глаза било солнце, и, конечно же, никакой незнакомки рядом не оказалось, только одеяло всё сбилось и перекрутилось. Но, на удивление, Хельмут прекрасно выспался и был полон сил.
Сел, потянулся, сладко зевнул. Повертел головой, разминая затекшую шею и плечи и заодно осматриваясь.
Костер, конечно же, за ночь прогорел. Заплатка паслась неподалеку. Тишина уже не казалась ни тревожной, ни мертвой, она была простой, обычной тишиной утреннего леса, с шелестом листвы, звонким пиликаньем синиц и треском соек, с фырканьем Заплатки, скрипом сухой ветки под ветром и далеким криком ястреба. И от всех вчерашних тревог остались только печаль о погибшей деревне и досада: все-таки Хельмут ехал сюда не просто так. Впрочем, можно было поискать выживших — почему нет? В той стороне, откуда он приехал — на Степном тракте, о пожаре не слышали, значит, надо ехать в другую сторону, к Болотному, и послушать, что говорят по трактирам там.
Он сходил к роднику, умылся, наполнил флягу свежей холодной водой, разжег костер — без спешки, спокойно, какой-то частью сознания все еще находясь во власти ночных грез. Вернулся к повозке за котелком — согреть остатки вчерашней похлебки.
Крышка от котелка валялась на земле, а сам он был пуст. Только несколько зерен разваренной ячменной крупы прилипли к стенкам.
— Это чьи еще проказы? — Хельмут внимательно осмотрел землю в поисках следов, но следопытом он не был, определить происхождение нескольких подозрительных пятен и царапин не мог, да и не помнил, точно ли их не было здесь вчера? — Заплатка, ты пошалила? Или наглый енот подобрался, пока я спал… Ладно, что мне лишний час? Сварю еще.
Так он и сделал: сварил каши, густой, чтобы в дороге не расплескалась, позавтракал, пристроил наполовину полный котелок в повозке так, чтобы не опрокинулся от тряски, запряг Заплатку и тронулся в путь.
