I. Последний звонок, первый контакт
Собственно, мой портфолио, то есть то, что мне помогало нравиться девушкам и женщинам и в дальнейшем обрести себя в качестве профессионального ухажера всегда был при мне. Ведь я родился вместе с ним. В классе третьем, когда я дергал за косички нравившуюся мне девчонку, она лишь для вида сердилась и, размахивая пухлыми кулачками, порой засаживала одним из них прямо мне в лоб. При этом в глазах у нее плясали дерзкие и в то же время лукавые бесенята. Мол, получите и распишитесь за столь незатейливое проявление симпатии!
Ах, да! Чуть было, не забыл… Зовут меня Адамом. И вы уже, наверняка, догадались, что там, где есть мальчик с таким именем, найдется и девочка по имени Ева!
В десятом классе я уже частенько провожал ее после школы до дому и тискал во всех подворотнях, какие попадались на нашем пути. Она негромко повизгивала и шумно сопела, когда ее всерьез забирало. Легкие бусинки пота выступали над ее верхней губой. Даже тогда при полном отсутствии какого-либо опыта в обращении с противоположным полом, я догадывался, что Ева несомненно созрела для большего. Но я не решался ей это предложить, так как боялся отказа.
Все произошло как-то само собой. Так, что потом я с трудом верил в то, что подобное могло случиться на самом деле.
Прозвенел последний школьный звонок. Был май, и ярко-зеленое облачко распустившихся листьев осело на кроны деревьев.
– Ну, вот и все! – со вздохом облегчения, в котором все-таки присутствовала легкая толика грусти, вырвалось у Евы, когда мы подошли к калитке ее усадьбы, в глубине которой виднелся рубленый дом. – Скоро – выпускной, и на этом – точка!
Я попытался привлечь ее к себе, чтобы поцеловать в одну из немного порозовевших от непонятного волнения, каковое, видимо, испытывала Ева, щек. А потом в ее манящие губы… Но она с немного виноватой улыбкой вяло отстранилась.
– Нет-нет! Только – не здесь… Соседи могут увидеть! Давай зайдем в дом, и я верну тебе твой задачник по алгебре.
– Скажешь, тоже! – недовольно возразил я. – К чему мне теперь – он!..
– Да, не в этом дело! Олух – ты царя небесного!
– Это я – олух?!.
Оттого, что она так пренебрежительно повела себя со мной, я еще больше захотел ее губ и того, о чем до сих пор я мог только мечтать. Поэтому, едва мы переступили порог дома, я с силой притянул Еву к себе и уже ни о чем ее не спрашивал, а только делал то, что подсказывал инстинкт, и чего, как мне казалось, в глубине души желала она.
– Тихо, тихо… Юбку порвешь!
Меня всего трясло, точно в лихорадке. И поскольку такое происходило со мной впервые, я сам толком не знал, что творю. Но Ева, хотя не меньше моего была на взводе, умело руководила мной.
– Да, нет, не так!.. А вот так!.. – жарко дыша мне в ухо, шептала она.
Я в досаде прикусил губу.
– Ай!!! – наконец, громко вырвалось у нее.
«Как это – здорово!» – подумал я, достигнув желаемого.
Дальше все шло, как по маслу, и я был на седьмом небе от восторга. Впервые за кои веки женское тело в лице Евы перестало быть для меня запретным плодом. Плодом моих долгих и мучительных мечтаний и теперь моя душа, подчинившись его безраздельной власти, готова была служить ему, подчиняться ему и до конца моих дней работать на него, чтобы получить дозволения испить живой водицы из этого неиссякаемого сосуда радости и наслаждения.
Прошел день… Два или три… Не помню точно. Но после того, как, благодаря Еве, я осознал себя желанным ею, я пребывал, словно во сне. Все вокруг казалось мне совершенно иным, чем прежде. Исполненным какого-то особенного очарования и смысла. Смысла жить, любить и наслаждаться верой в собственные силы. В конце концов, гордиться собой от осознания того, что я стал полноценным мужчиной. Сейчас мне смешно и немного грустно это вспоминать, но тогда я искренне полагал, что мужчина именно тот, кто благодаря собственным усилиям, без чьей-либо помощи, открыл врата рая, чтобы услышать сладкоголосое пенье его птиц, вкусить его волшебных плодов, с головой окунувшись в омут чувственной неги!
Возможно, моя любовь к Еве была незрелой, и в ней было больше юношеского эгоизма, жажды обладания и жадного любопытства, чем того, что мы называем единением двух любящих сердец в подлинном значении этого слова… Но, так или иначе, я храбро ступил на тропу войны. Войны с собственной никчемностью, слабохарактерностью и неспособностью довести ни одно дело до его благополучного конца. Я думаю, вы понимаете, что именно я имею в виду! Уже в семнадцать лет я жутко комплексовал по всякому поводу и даже без такового… Я рос без отца и постоянно завидовал сверстникам, у которых имелись оба родителя. Безусловно, на данное обстоятельство мне было бы совершенно наплевать, если бы, взрослея, я не замечал, как мучается от этого моя бедная мать. Как она без конца раздражается по пустякам и срывает свое зло на мне. А потом, жалея о содеянном, неистово прижимает меня к своей груди, точно и впрямь с нами беда какая стряслась, и по лицу ее текут жгучие, точно доведенная до последней точки кипения смола, слезы.
– Ма, да че ты опять куксишься! Ты мне это брось, говорю! – как мог, пытался успокоить я самого дорого и близкого мне человека.
– Да, это я – так! Сдуру… Не обращай внимания, сынок. Ты же знаешь, баба – без слез, что лето – без дождя. Щас, пореву немного и успокоюсь. Хорошо, хоть ты у меня есть, Адам! А то душу совсем некому б было излить.
Потом мать касалась ладонями моих щек и внимательно полными материнской любви и тоски глазами некоторое время смотрела на меня.
– Обещай мне, Адам! – говорила она тогда.
– Чё, ма? Чё обещать-то?
– Да, то, дурья твоя голова! Обещай, что никогда не бросишь меня, как твой отец, чтоб ему, паразиту, на том свете икнулось!
В глубине души, ужасно жалея мою мать, я охотно кивал головой.
– Конечно, ма! Что ты такое говоришь? Когда вырасту, я всегда рядом с тобой буду. Буду любить тебя, и заботиться о тебе…
– Врешь, поди, негодник!
Мать с добродушной усмешкой еще какое-то время смотрела на меня.
– Я все, что хочешь, для тебя сделаю!.. Только не ругай меня за то, что я «пару» вчера по алгебре схватил!
Улыбка медленно сползала с лица матери.
– А, что ж, прикажешь в ножки тебе за это поклониться? Спасибо, мол, сынок, обрадовал!
Я виновато зашмыгал носом.
– Ну, зачем же – в ножки?.. Просто прими это, как данность!
– Надо ж, как брехать намостырился! Только данность твоя тебе же боком потом и выйдет! У тебя ж не дневник, а целое лебединое озеро! По пять штук сразу на одной странице плавают…
