© Александр Кваченюк-Борецкий, 2016
ISBN 978-5-4474-4705-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Людям одной из самых мужественных профессий на земле посвящается…
Пытаясь протолкнуть в одно из московских издательств свое очередное творенье, я получил вполне конкретный ответ от редактора. Мол, в данный момент нас не интересует работы подобного жанра и в подобном объеме. Нет ли у вас романа на шахтерскую тему? Если да, то пришлите синопсис.
Предложение оказалось хоть и неожиданным, но имеющим под собой вполне определенную перспективу для издания. Конечно же, никакого шахтерского романа на тот момент в ящике письменного стола я не припас. Более того, никогда даже не думал, что меня однажды хоть каким-нибудь боком угораздит протиснуться в тесные лабиринты, как мне тогда казалось, столь неблагодарной темы. Безусловно, своим героическим трудом горняки до самых последних дней, пока существует и будет существовать эта отрасль, заслужили самых добрых слов в свой адрес. Уже немало написано и пишется о горняцких подвигах. Увы, не всегда настолько талантливо, насколько этого хотелось бы читателям и, прежде всего, тем, кто каждый день, рискуя собой, спускается под землю. Из шедевров искусства в первую очередь вспоминается фильм «Большая жизнь»… А больше… Пожалуй, больше ничего особенно лично я не припомню. Ведь, одно дело писать о любви, детективы и т. д. Вон одна известная писательница на них карьеру сделала. Другое – о шахтерском труде и о жизни шахтеров. Во-первых, ответственно. Во-вторых, рискованно, поскольку незаметно для себя можно скатиться до заурядного статиста. И вместо художественной книги изваять скучную и неформатную беллетристику. Нечто на подобие довольно подробной и последовательной констатации фактов о нелегком поприще горняков и их житье-бытье. Кроме того, такого жанра, как шахтерский роман, в художественной литературе просто не существует. Есть различного рода издательские проекты, как, например, профроман, то есть, роман о профессиях. Но на этом все и заканчивается. Другое дело, что писатель должен сам выбрать один из вполне определенных литературных форматов, в рамки которого он определит создаваемый им шедевр. Если же он не вполне владеет ими, то, лучше всего, вообще пренебречь этим… Лишь бы книга получилась интересной и полюбилась читателю. Например, известный американский писатель и критик Вильям Дин Хоуэллс работая за пределами всякого рода жанров, создал свой собственный под названием мэйнстрим. Ныне это один из самых популярных современных способов удерживать внимание читателя на протяжении всей книги. От корки до корки. В конце концов, жанры появляются все новые и новые. Они растут на литературной стезе, как грибы после дождя. Мэйнстрим, авангард, фэнтэзи, роман с приостановками… И сорвать гриб удобоваримый важно для того, чтобы не испортить блюдо. Способ приготовления – это уже метод, при помощи которого писатель преодолевает сопротивление материала. Ему важно, чтобы то, что возникло у него в воображении и, что, при помощи письма, он закрепил на бумаге, прежде всего, нравилось ему самому.
Кому интересно, могу сказать, что вот тут-то меня и ждал самый настоящий сюрприз! С самых первых строк я почувствовал не сопротивление, а, скорее, большую податливость материала. Словно завзятый ваятель я, не уставая, лепил комические и трагические, рельефные фигурки моих персонажей. И, как я полагал, они вполне удавались. Книга писалась и писалась, как будто бы была уже написана до меня. А мне оставалось лишь при помощи компьютера и клавиатуры поместить это в файлы. Казалось, что и придумывать ничего не нужно было. Ведь, я писал о вполне реальных людях, возникших перед моим мысленным взором, и уверенно шагнувших в мир, который постепенно возникал на страницах моего романа, из не столь давнего прошлого. Ощущение было такое, словно те, о ком так легко и стремительно складывались мои строки, невольно помогали мне в этом. Мне даже подумалось, что они хотели и очень даже хотели, чтобы я непременно рассказал о них. Точнее, о нас. Так как, прошлое, равно, как и настоящее, которому мы принадлежим, это – единое временное пространство, в котором портреты вымышленных и настоящих героев увековечены навсегда…
– Правы были древние, когда говорили, что Земля держится на трех китах, которые плавают по бескрайнему океану, – сказал горняк Грохов и, аккуратно размяв загрубевшими пальцами сигаретку, закурил. – Вот и я полагаю, что, когда почва под ногами – твердая, и человек уверенно шагает по ней навстречу своей мечте, тогда он по-настоящему счастлив. Ведь он знает, что его три кита – любовь к родимому краю, где прошло его детство, где он вырос и возмужал, любовь к избранной профессии и любовь к женщине, без которой жизнь ему – не в радость, всегда на плаву. Но я думаю, что всякое чувство должно быть взаимным, иначе оно не имеет права на существование… А вы, как считаете, верно я рассуждаю или нет?..
Горняки спускались в клети1 под землю, и она сотрясалась от их хохота. Рассказчик, сдвинув каску на затылок, небрежно продолжал.
– Так вот, ждем-пождем… Нет взрывника! Причиндалы свои оставил в забое, сам смотался куда-то… А время идет. Дело стоит. Разозлились мы не на шутку, ну и отвалили наших гостинцев взрывнику этому… Прямо – в глину, чтобы замес для шпура2 какой надо получился! С начинкой…
– Хо-хо!..А он?..
– Что – он!.. Прибежал впопыхах. Хвать рукой за глину! «Скоты! – говорит. – Дерьмо, я ваше еще не нюхал!..» А мы, мол, ну, вот считай, что твоя заветная мечта сбылась! Счастливый человек! А – он: «Желаю, чтоб в один прекрасный день и вам столько же счастья привалило!»
Горняки в который раз дружно загоготали.
– Да, ты, командир, не серчай, что мы при тебе секретами своего успеха с другими пацанами делимся. Ветераны должны молодым опыт передавать! – с неправдоподобно серьезным выражением на лице, заметил виновник веселья.
Фамилия его была Ляхов. После девятимесячного загула это была его третья по счету упряжка. Грохов прекрасно знал об этом, но, когда несколько дней назад Ляхов появился на смене, сделал вид, что все – в порядке. Как будто бы этот, вообще-то классный забойщик, но неисправимый пьяница, до своего чудесного появления на участке также добросовестно, как и все, вкалывал, а не квасил беспробудно, не выходя из дому. «Вот, гад такой!» – про себя подумал тогда Грохов, а вслух сказал. Точнее, спросил:
– Ты, Вова, на работу вышел?
– Ага! – с немного нахальной усмешкой, мол, все – ему нипочем, коротко ответил Ляхов, озираясь на своих товарищей.
Наперед, наверное, знал, что Грохов взашей не вытурит его с участка. С кадрами на шахте всегда была проблема.
